Меня любил Ромео - стр. 22
От ответа меня спасает приступ кашля, в который впадает Себастьян. Я опускаю Виолу, подхожу к ее брату и мягко хлопаю его по спине. Кашель влажный и хриплый, но я пока не могу распознать, что это за инфекция.
Когда мальчик утихает, мы все молчим несколько секунд, а потом Себастьян хватает мешок, с которым пришел Бенволио. Виола вскрикивает и тоже набрасывается на него, пытаясь вырвать поклажу из рук брата. Они визжат и почти начинают кататься по полу в пылу дружеской драки, пока их не прерывает низкий голос из комнаты:
— Дети, basta! Достаточно!
Себастьян и Виола мгновенно успокаиваются и смиренно опускают глаза в пол. Я поворачиваюсь и вижу пожилого мужчину в дальнем углу. Из-за полумрака я не заметила его сразу. Он шагает в нашу сторону, явно прихрамывая.
Бенволио почтительно склоняет голову.
— Buongiorno, синьор.
— Buongiorno, Бенволио.
Мужчина поворачивается к детям.
— Итак, что вы хотите сказать Бенволио? — спрашивает он их.
— Grazie, Бенволио, — шепчет Виола.
— Спасибо, — хрипло повторяет Себастьян.
Тонкие губы старика растягиваются в улыбке.
— Молодцы, а вот теперь можете забрать подарки.
Подарки? Я с любопытством смотрю на мешок. Интересно, что за подарки? Бенволио принес им игрушки, наверное? Или костюмчик для Себастьяна и платье для Виолы? Мое нетерпение почти такое же, как у детей.
Но когда Виола ныряет в мешок и достает его содержимое, и мне становится непереносимо стыдно. Потому что это не игрушки или наряды. Это еда. Хлеб. Много хлеба. Три толстых, хрустящих буханки. А еще фрукты, немного овощей и большое колесо сыра.
Виола быстро отрывает большой кусок от одной из буханок и подносит его ко рту, но старик сзади нее выразительно прочищает горло. Девочка замирает, а потом вспоминает о чем-то. Она подходит ко мне, и, клянусь, я могу услышать как ее желудок урчит от голода.
И всё же она предлагает хлеб мне.
— Нет, спасибо, — давлю я улыбку, надеясь не расплакаться.
Виола смотрит на Бенволио, но тот качает головой. Только теперь она позволяет себе проглотить вожделенный кусок. А Себастьян уже впился зубами в большую грушу.
Я не могу не задаться вопросом, где их родители. Ушли выполнять какую-нибудь работу? Хочется убедить себя в этом, хоть в глубине души я почти сразу поняла, что это не так.
Бенволио отвечает на мой невысказанный вопрос, только когда мы возвращаемся на улицу.
— Их отец, — говорит он, — работал у нас на конюшнях. Он был хорошим человеком. Умер две зимы назад от лихорадки, а его жена вслед за ним. Детей взял к себе ее отец, но он уже стар и не может много работать.
Мы проходим приличное расстояние в тишине. Когда мы проходим мимо проституток, я съеживаюсь от ужаса и обреченности, и Бенволио наверняка думает о том же, о чем и я. Сколько времени пройдет, прежде чем Виола пополнит их ряды?
Наконец мы достигаем безопасной границы рыночной площади, и это занимает не так много времени, как я думала. Неужто я просто ходила кругами? Надо запомнить дорогу.
— Спасибо, что проводил меня, — улыбаюсь я Бенволио.
— Это было честью для меня, синьорина.... — он вопросительно приподнимает бровь. —Синьорина…?
Опять вопрос про мое имя.
— Как жаль, что тебя на будет на балу синьора Капулетти! — восклицаю я, пытаясь уклониться от ответа. — Я была бы рада встретиться там с тобой.