Мальчики, которые обижают, девочки, которые прощают - стр. 17
Она всё чаще молчала. Пожимала плечами. Не оправдывалась. И это злило меня больше, чем его ор.
– Почему ты с ним живёшь? – спрашивал я. – Ну ты же видишь, он дно. Он же… всё. Он не человек. Он тень.
– Стасик, ты ещё не понимаешь…
– Да понимаю я! Просто тебе страшно! Ты привыкла!
Мама тогда отвернулась. И я знал – я её ранил. Но не мог остановиться. Меня внутри било как током. Я хотел кричать. Бить. Разрушить всё, чтобы она проснулась. Чтобы наконец увидела, кого выбрала. Чтобы… ушла. Спаслась. Спасла нас.
Вечером я не спал. Слушал шаги. Отец бродил по кухне. Стук бутылки, звук крышки. Потом снова шаги. Потом вдруг грохот. Я подскочил. Выбежал. Мама стояла в углу, прикрывая щёку. Он – посреди кухни, с перекошенным лицом.
– Ты… опять? – только и смог выдохнуть я.
Он повернулся.
– Сынок, ты чего… у нас тут… разговор.
– Разговор?! – у меня в голове гудело. – Ты ударил мать. Опять. И что? Думаешь, никто не заметит? Думаешь, ты имеешь право?
– Ты с кем так разговариваешь?! – он подошёл ближе, шатаясь. – Я тебе не пацан со двора!
– Да ты вообще уже никто, понял?! Ты трус! Жалкий! Ты… ничтожество!
Он замахнулся. И я не сжался. Я не отступил. Я схватил его за руку. Сжал. Сильно.
– Попробуй. Только попробуй.
Его глаза округлились. И в этом взгляде было всё, страх, злость, растерянность. Он не знал, что делать, когда его удар не прошёл. Когда его не испугались.
Я отпустил руку. Но не отошёл. Я стоял, дышал тяжело. А внутри всё бурлило. Хотелось ударить. Как он. Чтобы он почувствовал. Чтобы понял. Хотелось – и было страшно.
– Я не дам ее трогать, понял? – прошептал я, не узнавая собственного голоса. – Никогда больше.
Он ушёл в комнату. Хлопнул дверью. И всё.
Мама плакала. Я держал её за плечи, а сам дрожал. Не от страха. От ярости.
А потом, когда она уснула, я пошёл в ванную. Посмотрел на себя в зеркало. Себе в глаза.
– Я не он, – сказал я вслух.
Но внутри что-то скрипнуло.
Потому что я хотел ударить.
Потому что я почувствовал власть.
Потому что я сказал ей: «Ты привыкла». Так же, как он говорил.
Я закрыл кран. Захлопнул дверь.
И повторил:
– Я не он. Я не он. Я не он.
Но каждый раз, это звучало всё неувереннее.
Глава 2.
В тот вечер я задержался во дворе. Было лето, душно, мяч прыгал по асфальту, как бешеный, и всё было почти нормально – пока не пришёл Олег. Он жил на нашем этаже, с матерью. Тихий парень, но в последнее время стал странно дерзким. В этот раз он пришёл с новостью.
– Твой батя опять у киоска валялся, – сказал он, будто случайно, бросая мяч. – С водкой в обнимку. Его охранник с рынка гнал. Он орал что-то про "мужикам никто не верит".
Я промолчал. Но что-то внутри перекрутилось. Как будто кто-то засунул руку в грудную клетку и резко сжал.
– Не бесись, Стас. Просто говорю. Все видели. А я подумал – вдруг ты не знаешь.
Я знал. Даже не потому что кто-то сказал. Я знал – по маминому лицу, по тому, как она сегодня мыла пол с такой яростью, словно хотела стереть весь наш подъезд.
– Я не он, – сказал я глухо, глядя в асфальт.
– Чё?
– Ничего.
Я пошёл домой, не попрощавшись. В подъезде воняло перегаром. В квартире – тишина. Мама возилась на кухне. Отец валялся на диване. В одежде. Без ботинок. С носками, разного цвета. Рука свисала. Как у брошенной куклы.
Я прошёл мимо. Молча. Но каждая клетка тела хотела подойти, встряхнуть, наорать: «Очнись! Посмотри, кем ты стал!» Но я молчал. Потому что если начать, то… можно не остановиться.