Мальчики, которые обижают, девочки, которые прощают - стр. 16
Я не понимал. Не до конца. Но молчал.
– Если я уйду – кто я тогда? Где жить? На что? У меня нет подруг. Родители далеко. Я давно… никому не нужна. Кроме тебя. А тебя он любит. Своим странным, кривым способом, но любит. Я… боюсь, что если я уйду – ты останешься без отца. А я – без всего.
Она замолчала. Подошла к плите, выключила газ. Суп остался недоваренным.
– И ещё, Стас, – добавила она тихо, не поворачиваясь. – Потому что я верю, что когда-нибудь он изменится. Потому что если не верить – значит, я зря прожила всю свою жизнь.
– Но ты же знаешь, что он не изменится?
Она медленно повернулась. Улыбнулась. Не глазами, не губами – лицом женщины, которая уже сдалась, но делает вид, что ещё сражается.
– Знаю. Но я не могу признать это вслух. Потому что если сказать это тебе – ты перестанешь верить тоже. А я не хочу разрушить твой мир. Пусть у тебя будет отец. Даже такой.
Я подошёл, обнял её. Она стала хрупкой. Тихой. Как в тот раз, когда держала шкатулку. Только теперь шкатулка – это она сама. Полная обломков, записок, варежек, и запаха его перегара.
Мы стояли так, пока не закипел чайник.
Потом она сказала:
– Ты вырастешь. И, может быть, уйдёшь раньше, чем смогу это сделать я. И это будет правильно. Я просто прошу – не вини меня. Я делала, как умела.
Я кивнул.
И понял, что жертва не уходит не потому, что слаба. А потому что слишком долго верила. Слишком много вложила. Потому что, если уйти, – придётся признать, что все эти годы были не «любовь с трудностями», а просто страх. И всё, что она терпела – зря.
Это невыносимо. Проще остаться. Проще придумать, что это и есть любовь. Что она просто особенная. Со своими правилами. С тортиком после крика. С цветами после пощёчины. С сыном, который всё понял, но делает вид, что нет.
Я запомнил этот день. Не потому, что что-то изменилось. А потому что это был день, когда я перестал ждать, что мама уйдёт.
И начал мечтать, что уйду сам.
ЧАСТЬ 3.
15 лет
Он опять пришел домой пьяный! Замахнулся на мать…ничтожество…ну ты у меня получишь…хлесть…я же поклялся, что больше этого не будет! Отец спивается, он уже не похож на человека! Когда у меня будет своя семья, то я никогда не позволю себе такого! И почему он не понимает, что нельзя поднимать руку на мать… не думал, что я сдачи дам… но я уже большой и сильный, а ты… ты старый и, как видно, дурак… хлесть. Кто же, как ни я, защитит маму от этого пьяного зверя! Урод!
Глава 1.
В школе я был «тот самый Стас»: нормальный, чуть дерзкий, с острым языком, играющий в футбол и не терпящий, когда кто-то повышает голос. Особенно на девчонок. Один раз видел, как учитель физики прикрикнул на Олю из параллельного – она даже вздрогнула. Я встал, громко сказал:
– Мужик на бабу не орёт. Ни при каких условиях.
Меня потом вызвали к завучу. А я смотрел всем им в глаза, не опуская взгляд. Мне плевать было на выговор. Главное – чтобы все знали, что я не такой. Я – не он.
Дома всё становилось другим. Дома мое тело будто сжималось, плечи поднимались, глаза автоматически искали папу. Он всё чаще был дома. Уволили. За пьянку, по-тихому. «Сократили», – сказал маме. Но я знал. Я чувствовал.
Он сидел на кухне. Пил. Молчал. Иногда включал телевизор так громко, что стены гудели. А потом, будто просыпался, шёл выяснять, почему суп не солёный, почему «шторы не постираны», почему мама «выглядишь, как из окопа вылезла».