Мальчики, которые обижают, девочки, которые прощают - стр. 11
Мама закивала. Я заметил, как у неё дрожат пальцы, когда она нарезала лук. Но она не проронила ни слова. Только улыбалась. Та, уже ставшая привычной улыбка – зубами, не глазами.
Мы поехали. На старой машине, с пледом, углём и термосом. За город. На берег. Там, где речка, где пахнет свежестью и бензином от чужих лодок. Папа включил радио, громко, пел в голос. Мама держала пакет с едой, а я – бутылку с лимонадом. Всё было похоже на счастье. Почти. Почти не страшно.
Папа жарил мясо, шутил, смеялся. Щипал маму за талию, подмигивал. Сказал:
– Ну вот, Алевтин, разве плохо? А ты вчера опять дулась. Вот такие бы дни всегда были, да?
Мама не отвечала. Только кивала. Я ловил эти взгляды, она смотрела на него и будто угадывала – сколько это ещё продлится. Минуту? Час? До вечера?
Когда солнце пошло к закату, мы собрали вещи. Я шёл впереди, неся куртки. Сзади слышал, как папа что-то сказал маме. Тихо. Но голос у него уже был другой – как будто внутри него стемнело.
– Что ты опять молчишь? Я, между прочим, стараюсь! – прорычал он. – День организовал, мясо, река, всё как ты хочешь. А ты как будто кислое молоко хлебнула!
– Я ничего… просто устала, Миша…
– Да пошла ты со своей усталостью! Вечно ты недовольна. Вот и сиди потом дома, сама с собой разговаривай.
Я остановился. Сердце – тук-тук-тук. Всё. Кончилось. Хороший день закончился. Снова тьма. Снова тучи.
Папа шёл позади, ворчал. Мама молчала. Я шёл впереди и чувствовал, как у меня в спине будто осталась дверь. Через неё вот-вот влетит слово, которое станет ударом.
Дома он не кричал. Сел, налил себе. Смотрел телевизор. А мама – мыла посуду, молча. Всё было тихо. Очень.
Я подошёл к ней, прижался щекой к руке. Она посмотрела на меня и прошептала:
– Даже хорошие дни у нас заканчиваются одинаково, Стасик. Словно кто-то их у нас отбирает.
Я хотел сказать: «Мы сбежим. Когда-нибудь. Правда ведь?» Но не сказал. Потому что знал, она этого не ждёт. Она просто ждёт, когда снова будет хорошо. Хоть ненадолго. Хоть на один шашлык. Хоть на берегу хорошего дня.
А потом – обратно. В наш дом. На качели. Которые никогда не останавливаются.
Глава 5.
Это случилось на мамин день рождения. Я запомнил этот день не из-за торта и не из-за гостей – их не было, только мы втроём. А потому, что это был день, когда я понял, что цветы бывают страшнее пощёчины. Особенно – когда они «после».
С утра папа вёл себя идеально. Купил розы. Большой букет – целлофан шуршал, в воздухе пахло праздником. Принёс в спальню:
– С днём рождения, Алевтинушка. Люблю тебя, как в двадцать. Даже сильнее.
Мама улыбалась. Неуверенно. Как будто стояла босиком на краю льда. Я смотрел на неё и понимал – она ждёт, когда лёд треснет. Не «если». А «когда».
Они накрыли на стол. Салаты, курица, сок – всё, как в лучшие времена. Папа налил себе немного вина. Мама – ни капли. Она всегда теперь «ни капли». Только вода. Только тишина. Я заметил, как она каждый раз смотрела на его бокал. Словно измеряла, сколько осталось до беды.
Сначала было хорошо. Даже весело. Он рассказал анекдот, засмеялся, вспомнил, как они познакомились. Мама немного расслабилась. Подперла щеку рукой, смотрела на него и в ней мелькнуло что-то живое. То, что в ней всё реже показывается. Наверное, память. Про то, каким он был когда-то.