Мальчики, которые обижают, девочки, которые прощают - стр. 10

Вешалка упала в пятницу вечером. Просто грохнулась в коридоре с таким гулом, будто рухнула полка с книгами. Я вздрогнул, выбежал из комнаты. Папа уже стоял там – в майке, босиком, с перекошенным лицом. Мама металась с тряпкой, будто хотела стереть не шум, а сам факт, что в доме что-то произошло.

– Это что ещё за бардак?! – рявкнул он, даже не глядя. – Ты, что ли, Стас?

– Нет, я… я в комнате был… – пробормотал я.

– А кто тогда?! Мухи с потолка?

Мама подняла вешалку, та криво повисла на одном гвозде.

– Она сама… гвоздь вылез. Я прибью потом. Просто старая…

– Всё у тебя старое! – перебил он. – Всё в этом доме – ни хрена нормально не держится! Ни вешалка, ни люди! Ни ты!

Он шагнул к маме. Я замер. Мне казалось, если я не дышу – он не тронет её. Как будто его злость срабатывает на движение.

– Миш, давай я всё уберу, ты… ты присядь, я тебе чай налью, а?

Он развернулся, будто хотел уйти, но вдруг, с размаху, ударил вешалку кулаком. Она отлетела и ударила маму по плечу.

– Вот и убирай своё хозяйство, раз у тебя всё сыпется! – бросил он и ушёл на кухню.

Мама осталась стоять с вешалкой в руках. Плечо было красным. Я подбежал, обнял её. Не знал, что сказать. Хотел закричать: «Давай уйдём! Ну пожалуйста!» Но знал, что не скажу. Потому что она не услышит. Потому что я – всего лишь сын. А он – муж.

Через час мы ели ужин. Папа смотрел телевизор, смеялся над какой-то передачей. Словно ничего не было. Словно вешалка не падала, мама не отскочила от удара, а я не прятался в дверном проёме, прижимая к груди ладони, как щит.

Он рассказывал анекдот, а мама кивала. Смеялась не глазами, а зубами. Так делают, когда надо показать, что всё хорошо. Стасик, не бойся. Он сегодня добрый. Он просто устал. Он старается. Завтра он, может быть, купит торт.

А ночью я услышал, как она плакала в ванной. И как папа, войдя, сказал:

– Ну ты опять начинаешь? Я же всё понимаю. Усталость. Нервы. Прости, что вспылил. Ну что ты… давай начнём сначала, а?

Она не ответила. Только дверца шкафа скрипнула, потом шорох одежды. Наверное, снова искала ту кофту, которая скрывает плечо. Наверное, снова прятала свои синяки под тональным кремом и молчанием.

Я лежал и думал а если бы вешалка не упала, было бы хорошо? Или он бы всё равно нашёл повод?

Я понял: повод – это не вешалка. Повод – это всё, что не по его. Всё, что не гладко. Не в строку. Не вовремя. Мама в этом доме – это не человек, это вешалка. На ней всё держится. Пока не сломается. Пока не упадёт.

А если упала – сама виновата.

Папа проснулся в хорошем настроении. Это всегда чувствуется сразу: на кухне пахнет не сигаретами, а жареными яйцами, из ванной слышно, как он напевает старую песню, а не ругается на холодную воду, мама ходит по квартире будто на цыпочках, и даже кошка не прячется под диван, а важно идёт по коридору, будто тоже надеется на чудо.

Он вышел из ванной с мокрыми волосами, в свежей рубашке, погладил меня по голове и сказал:

– Мужик растёт, да? Скоро мне портфель носить будет.

Я улыбнулся. Маленько. Осторожно. Потому что хорошее настроение папы – это как солнце в пасмурный день: вышло, но ты всё равно проверяешь небо, не появится ли дождь.

– Сегодня шашлыки будем делать, – объявил он. – Поедем за город. Стас, ты мясо понесёшь, как настоящий хозяин. А ты, Алевтина, салатики свои, любимые.