Любовь и корона - стр. 34

— Леди Исабель велела нам сдвинуть кровати и лечь всем под одно одеяло, — призналась Эби.

И принцесса досадливо поморщилась: это она должна была догадаться, как девушкам согреться. И она не должна была допускать до того, чтобы ее фрейлины нарушили правила приличия и сбивались в стаю, как деревенские девки.

Она все-таки заставила себя выпростать ноги из-под пухово-мехового вороха.

— Что-то принести, ваше высочество? — захлопотала Эбигайл.

— Сапожки и шаунский домашний халат на вате. А сверху я завернусь в шубу. Хочу просить аудиенции у кронпринца Севера.

Эбигайл только подняла сапожок, чтобы натянуть на маленькую ножку принцессы, как донесся приглушенный перегородкой стук, а в спальне фрейлин раздались громкие мужские голоса.

— Узнай, что там, — велела Летта.

Фрейлина, опустив второй сапожок на пол, побежала к двери и через пару минут вернулась с радостной улыбкой, высохшими глазками и прошептала:

— Жаровни принесли и ужин! Позвольте внести?

— И поскорее!

Эбигайл задернула полог на ложе и громко распорядилась:

— Вносите!

Четыре черноглазых и смуглых как шауны человека втащили два железных ящика с пышущими жаром углями, поставили у ложа по бокам, следом вошли еще двое и внесли низкий, вровень с ложем, столик, уже заставленный дымящимися яствами и — главное — черным железным чайником с высоким носиком. Комната сразу наполнилась ароматами мяса, трав и хвои.

Что-то пробормотав и поклонившись в пояс, слуги, пятясь, удалились.

Ни есть, ни пить Летте уже не хотелось. Она велела отдернуть полог и, отправив фрейлину отдыхать, долго любовалась игрой огненных переливов на углях, вспоминая, как ее отец любил играть с раскаленными угольками, перебирая их длинными и крупными пальцами, словно стекляшки. Горечь потери таяла от этих бликов, словно до ее сердца через многие мили и годы дотянулись эти ласковые теплые пальцы и попросили прощения.

За то, что не дал тепла, когда оно было так нужно в детстве.

За то, что разлучил с родной матерью.

За то, что не обучил, не долюбил.

За то, что отдал чудовищу без сердца.

За то, что умер...

Потом девушка с трудом выпила полчашки горячего травяного варева с медом и, разомлев от тепла, мгновенно уснула.

* * *

Она очнулась как от толчка. Ей показалось, что она проспала всего несколько минут, но угли уже потухли и остыли, не искры уже не играло, и в комнате царила тьма и духота. И как-то сразу вспомнилось, что спальня — глубоко под землей, что над головой — многопудовая толща камня, окон нет и быть не может, и воздуху поступать неоткуда.

А потом Летта ощутила, как подкрадывается холод, словно невидимое живое существо, трогает ее лицо ледяными иглами. Сердце отчего-то судорожно забилось пойманной птицей, теряя ритм. Голова закружилась, а по телу поползло странное оцепенение.

Принцесса, замерев под одеялом, попыталась ущипнуть свое бедро. Не получилось — помешала плотная рубашка и вязка шерстяных чулок. Но легкого движения оказалось достаточно, чтобы развеять оцепенение, и Летта натянула шубу до носа.

Теперь ей почудилось во тьме чье-то еле слышное дыхание, а мягкий мех шубы от ее дыхания превратился в ледяные иглы — такой лютый холод царилв спальне. И еще принцессе казалось, будто ледяные змеи тычутся в мех, замораживая его до хруста, пытаются пробраться под одеяло, но Эбигайл перед уходом его добросовестно подоткнула, укутав и ноги госпожи, и щелка не находилась.