Лилии полевые. Серебряный крестик. Первые христиане - стр. 41

Рис. Ольги Бухтояровой

Глава VIII

На другой день утром Рувим, отворив осторожно дверь в комнату отца, был несказанно изумлен представившейся ему картиной. Аминадав, сидя на своем ложе, внимательно читал какой-то пергамент. Около него в беспорядочной куче лежало множество разных свитков, и некоторые из них валялись даже на полу. Вид у отца был крайне задумчивый, сосредоточенный; казалось, он настолько был углублен в чтение пергамента, что для него не существовал окружающий его мир.

Взор старого фарисея не блистал высокомерием и сознанием своего превосходства, а на лице, дотоле гордом, теперь лежала печать странной подавленности, или смирения. Словом, никогда еще Рувим не видел своего отца таковым. Было очевидно, что в его жизни произошел какой-то переворот, оставивший после себя глубокий след в душе фарисея.

Рувим, заметив все это, хотел было так же тихо удалиться, чтобы не мешать отцу в его занятиях, но Аминадав, услышав шорох, поднял голову и увидел сына.

– Рувим, сын мой, войди ко мне! – проговорил он медленно и с особой интонацией в голосе.

Рувим вошел.

– Где вы были вчера с сестрой? – спросил Аминадав, устремив на сына вопросительный взор.

Рувим на секунду смутился, но затем быстро и уверенно ответил:

Мы были сначала у претории Пилата, а потом зашли к тетушке и там пробыли до самого вечера.

– Зачем же вы зашли к тетушке, а не домой?

– Это вышло просто, – ответил Рувим, не привыкший лгать. – Сестра была расстроена всем виденным в претории. На пути нам попалась тетушка и увела нас к себе.

Прошло несколько секунд в глубоком молчании. Старый фарисей, видимо, что-то обдумывал.

– Скажи мне, сын мой, – произнес наконец он, видимо на что-то решившись, – тебе часто приходилось видеть и слышать Иисуса, сына Иосифа из Назарета?

Рувим вторично смутился. Он не знал, что этим вопросом хочет сказать отец, один из виновников смерти Великого Равви. Но юноша, после вчерашних событий окончательно уверовавший, что распятый Иисус не кто иной, как Сам Христос – Сын Божий, теперь не счел нужным скрывать своих истинных убеждений.

– Отец мой, – ответил спокойно Рувим, глядя на его осунувшееся, побледневшее лицо, – откровенно тебе скажу, что Его речи и дела производили на меня всегда глубокое впечатление. Видеть и слушать Его составляло для меня величайшее счастье. Я и раньше был убежден, что Он Великий Пророк, ну а теперь, после того, что произошло вчера…

Рувим запнулся и внимательно взглянул на отца, желая проследить то впечатление, какое имело место быть от этого неожиданного признания.

Аминадав сидел с опущенной головой.

– Я знаю, сын мой, что ты хотел сказать, – проговорил Аминадав, видя, что Рувим не решается окончить своей фразы. – Ты мог бы теперь смело сказать все то, что лежит у тебя на сердце. О, как я ненавидел прежде Этого Человека, как презирал Его за то, что Он постоянно стоял на нашей дороге! Но теперь я и сам…

– О, великий Господь!.. – шепотом окончил он и опустил свою голову, все еще не решаясь высказать вслух ту мысль, которая стоила ему больших нравственных пыток и терзаний за всю прошедшую ночь.

Рувим был несказанно поражен этими словами отца. Так вот разгадка всего непонятного в его поведении!

– Отец мой, отец! – вскричал он. – Неужели и ты уверовал в Него! Может ли это быть?