Летучий Корабль - стр. 40

Который тут же, всеми силами своей души, встал на её защиту. Как истинный джентльмен! Ну, не мог же он допустить, чтобы при нём обидели даму? Тем более уже – даму его сердца.

Поведав ему с таинственной улыбкой, облокотившись о подушку, что уже через месяц, когда её соседка расслабилась и обо всём забыла, наивно думая, что та проглотит обиду и спустит ей это с рук, она и Артемида пригласили её, по-соседски, на выдуманный ими день рождения. И как следует (из дела) напоили её шампанским.

А когда у соседки начал заплетаться язык, стали с ней заигрывать, вовлекая в свои брачные игры. Начав, по-дружески, трогать друг друга. Но – слишком долго и… нежно. Целовать. У неё на глазах. Мол, это нормально. Сама попробуй! Как это возбуждает. А затем, под предлогом сексуальной оргии, постепенно раздев и её и себя, целуя вначале друг друга, а затем и её, то вместе, то, пока одна из них её целовала, другая трогала и себя и её где ни попадя… И так дико её возбудили, что им удалось постепенно, пока одна из них её целовала и ласкала пальцами её внезапно бодрую грудь, засунуть ей в причинное место одну из выпитых ими бутылок. Поиграть ею с её возбуждением, вводя бутылку всё глубже и глубже. Лаская пальцами её источник нежности, пока та на всех парусах любви куда-то плыла и плыла, подхваченная горячим ветром нежданного от них счастья.

И неожиданно резко её разбить. Другой бутылкой. Чтобы та не смогла её вытащить. И ударить по лицу! Кулаком. Заставив её вздрогнуть и внутренне сократиться, вскрикнув от боли. Не понимая: куда попала?

И жестоко её избить.

С каждым ударом по лицу напоминая соседке:

– Такими словами нельзя бросаться! – удар Каллисто.

– Особенно – в наш адрес! – удар Артемиды.

– За «базар» надо отвечать! – удар.

– По полной! – удар.

– Ты всё поняла? – удар.

– Да-а…

Удар!

Удар!

Удар!

Заставляя ту понимать их слова всё глубже и глубже. Пока те мучительно долго и досконально доказывали ей, истекающей кровью, что слова не должны расходиться с делом! Закрепляя каждый свой аргумент очередным ударом. По лицу. Заставляя внутренне сокращаться, натыкаясь на «розочку». То есть – ударяя кулаками ей прямо в бессознательное. Поведение. Пока морально её окончательно ни раздавили. Заставив полностью согласиться с тем, что это сугубо её вина. Её и только её.

– Повтори! – удар.

– Моя… – еле шевеля губами.

– Не слышу! – удар.

– Моя! – утопая в слезах.

Затем помогли избавиться от бутылки, умыли и отправили восвояси.

– А потом она «сняла побои» и пошла писать на нас заявление в полицию! – решила «добить» его Каллисто. – За свой же косяк! Прикинь? И нам впаяли по целых два года! По её вине.

Ганеша внутренне содрогнулся от пережитого ужаса и лишь заметил:

– Тебе ещё повезло, что ни я тогда был вашим судьей, а та карга. Иначе вы у меня вообще никогда не вышли бы!

И со вздохом понял, что Судьей с такими бесовками быть совсем-совсем не просто. В этом Аду. И он, пожалуй, уже не смог бы им быть. Слишком уж он стал чувствительным. С тех пор. Хотя, возможно, с годами «и это пройдёт».

Каллисто отшатнулась, в недоумении на него посмотрела и спросила:

– И что, я должна была спустить ей с рук это публичное оскорбление? Она же меня опозорила. Перед всеми!

– Ну, не издеваться же над ней. А тем более – так!

– И что же я должна была, по твоему, делать? – встала она «в позу». Ощетинившись, словно кошка. – Я-то была тогда одна, а она – с подругами.