Лазоревый грех - стр. 47
Фауст был не намного выше Менг Дье, но он не казался хрупким – просто низеньким. Был он жизнерадостно красив – как простой симпатичный мальчишка, случись ему оказаться вампиром, – а волосы красил в ярко-бордовый цвет. Глаза у него были цвета новых пенни – карие, чуть с оттенком крови. Он тоже мастер вампиров, но далеко не той силы, чтобы стать когда-нибудь Мастером города – и уж точно не чтобы удержать этот пост. Слабый Мастер города обычно бывает мертвым мастером.
Менг Дье и Фауст прошли сквозь портьеры в дальние коридоры. Вампиры Мюзетт последовали за ними, гиены и крысолюды замыкали шествие. С шелестом опустились и замерли портьеры.
Мы остались наедине с собственными мыслями. Надеюсь, что у остальных мысли были более полезные, чем у меня, потому что я думала только об одном: Белль не понравится, что ей нахлобучили пальто и указали на дверь. Она найдет способ заставить нас расплатиться за оскорбление, если это будет в ее силах. Может, и не будет, но ей две тысячи лет, если верить Жан-Клоду. Никто не выживет так долго, не зная способов обратить своих врагов в паническое бегство. Член Совета, которого мы убили, умел вызывать землетрясения просто силой мысли. И я не сомневалась, что у Белль есть свои излюбленные фокусы. Просто она еще мне их не показывала.
Глава десятая
Не прошло и часа, как мы с Жан-Клодом оказались в его комнате – одни. Дамиан был среди стражей у нашей двери. Вампиров мы распределили среди оборотней, чтобы плохие вампиры не могли – как мы надеялись – использовать ментальные фокусы против оборотней так, чтобы мы не знали. Мы сделали все, что могли, то есть на самом деле получилось отлично. Ardeur спрятался и не показывался. Я не ломала себе голову почему – просто этому радовалась.
Большая кровать Жан-Клода на четырех столбах была затянута лазоревым шелком и усыпана подушками не менее чем трех оттенков ярко-синего. Он заменил драпри и подушки так, чтобы они подходили под цвет простыней, и я могла не глядя сказать, что простыни тоже из синего шелка. Белых простыней Жан-Клод не признавал, из какого бы материала они ни были сделаны.
Он сидел в единственном в комнате кресле, сложив руки на животе. Я сидела на прикроватном коврике. На самом деле это был мех, густой и мягкий, и по прикосновению можно было судить, что когда-то это было что-то живое. Почему-то нам обоим не хотелось ложиться – быть может, оба мы боялись, что проснется ardeur, а мы не были к этому готовы.
– Я хочу проверить, правильно ли я поняла, – сказала я.
Жан-Клод повернулся ко мне – одними глазами.
– Завтра, если Ашер по-прежнему не будет никому принадлежать, будут ли они вправе просить его им выдать?
– Не так, как сегодня, – ты это сделала невозможным, разве что они возьмут его силой.
Я мотнула головой:
– Я достаточно давно имею дело с вампирской политикой и знаю, что, если им не дать сделать что-то одно, они сделают другое. И не потому что хотят, а потому что тебе это неприятно.
Он нахмурился недоуменно. Я вздохнула:
– Попробую сказать по-другому. Вопрос вот в чем: чего они имеют право у нас просить, пока они здесь?
– Права на охоту или добровольных доноров, любовников – удовлетворения основных потребностей.
– Секс – это основная потребность?
Он только посмотрел на меня.
– Ладно, извини. Я понимаю насчет добровольных доноров – им необходимо есть. Но любовники – что конкретно имеется в виду?