Лазоревый грех - стр. 49

– Как же спаслась Валентина? – спросила я.

– Она была самой последней, и ее он еще не тронул. Она была ребенком и вампиром, но не была безумной. Белль взяла ее к себе и нашла людей для ухода за ней. Много лет у нее были человеческие няньки. Ее товарищи по играм были человеческими детьми. Я должен сказать, что Белль сделала для нее все, что могла. Очевидно, она винила себя в том, что не поняла сразу, каким чудовищем был Себастьян.

– И почему мне кажется, что эта идеальная картина недолго таковой оставалась?

– Потому что ты нас слишком хорошо знаешь, ma petite. Валентина попыталась обратить своих товарищей по играм в вампиров, чтобы не быть одной такой. Когда ее нянька это узнала, Валентина перегрызла ей горло. После этого не было ни нянек-людей, ни человеческих детей для игр.

– Вот почему у нее нянька-вампир.

Он кивнул.

– Ей не нужна нянька в традиционном смысле, но ей всегда будет восемь лет, и даже сегодня она не может сама остановить такси, поселиться в отеле без того, чтобы люди вокруг не глазели и не задумывались. Кто-нибудь из самых добрых побуждений позвонит в полицию и сообщит о несчастном брошенном ребенке у него в отеле.

– Ей это должно быть ненавистно.

– Что именно?

– Такое существование.

Он пожал плечами:

– Не знаю. Я не разговариваю с Валентиной.

– Ты ее боишься.

– Нет, ma petite, но я при ней нервничаю. Те немногие дети, что прожили века… извращенные создания. По-другому быть не может.

– Как она попала в свиту Мюзетт?

– Валентина была взята раньше, чем ее тело достаточно выросло для физического удовольствия. Свою энергию она обратила на другие… – он облизал губы, – сферы интереса.

Я вздохнула.

– Мюзетт – палач у Белль. Тогда Валентина у нее… ассистентка?

Он кивнул, откинул голову на подголовник кресла и закрыл глаза.

– Она оказалась очень способной ученицей.

– И тебя она пытала?

Он снова кивнул, не открывая глаз.

– Я тебе говорил: ценой за то, что Белль спасла Ашера, была моя свобода. Я на сто лет должен был стать у них слугой. Но Белль желала наказать меня за то, что я ее оставил, и долгое время дарила мне боль вместо удовольствия.

Я пододвинулась к нему, огладив юбки автоматическим движением, хотя никто меня здесь не видел.

– Значит, Валентина не будет просить любовника.

– Non.

– Будет ли она просить… как сказать? Подчиненного?

– Oui.

– Можем мы просто отказать?

– Oui.

– И сможем ли мы держаться этого «нет»?

Он открыл глаза и посмотрел на меня:

– Я так думаю, но сказать, что абсолютно уверен, было бы слишком близко ко лжи.

Я покачала головой:

– Если Мюзетт сегодня уедет и вернется через месяц, не станет ли у нас меньше оснований себя отстаивать?

– Она не уедет, ma petite.

– Я не это имела в виду. Я хочу спросить: если бы она приехала через месяц, после окончания переговоров, сошло бы мне с рук то, что я сделала сегодня? Или на нас бы обрушился гнев Совета?

– Мы бы выбрали жертву для Мюзетт или любовника для нее, или и то, и другое, еще до ее прибытия. Все было бы устроено, и неожиданностей не случилось бы.

– Ты сам знаешь, что у людей не слишком принято требовать от хозяев обеспечить гостю сексуального партнера.

– Как и в большинстве линий, нисходящих от членов Совета. Но линия Белль вся построена на сексе, и обычай требует предложить секс любому гостю из линии Белль Морт. Предполагается, что все мы несем в себе частицу ее суккубы.