Культурные особенности – II. Божья воля - стр. 29
Эрвин кивнул и шагнул вперед, к лежащему на траве телу. Присесть, оглядеть. Лицо спокойное, тихое… Не дышит уже. Серым маревом, пленкой затянулась туземная, яркая, зеркальная кожа. По лицу знаки – ковром. Местные татуировки, тонкая, черная вязь. Птичье крыло на лбу, от него, зигзагом – непонятные глазу засечки. В уголке глаза – словно рябь, мелькание. Птичий посвист – в три ноты, знакомый напев. «Все в порядке». На щеке убитой – детская игрушка. Татуировка в три краски – юла. Эрвина передернуло вдруг, как от похабной сплетни. Еще почему-то котенок. Чуть повыше крыла.
– Похож на знак старого Яго. Надо будет…
Сзади – шелест и тихий, чуть слышный шлепок. Мысль оборвалась. Эрвин вскочил – мягко, поднимая винтовку. В глазу в уголке – мельтешение, тихая, чуть видная хмарь. Птица – пестрый комок перьев перевернулся, упал и лег, неподвижно, задрав в небо лапы. Тихо так. Винтовка взлетела, прижалась прикладом к плечу. Затвор лязгнул в руке. Слишком громко, шелест сосны за спиной утонул, спрятался в клацанье стали. Затылок вспыхнул огнем. Винтовка выпала, мир растаял в глазах. Серый свет может быть таким ярким.
Сознание исчезло, чтобы вернуться. Медленно, очень медленно. Серая хмарь все плескалась в глазах, упорно не желавших открываться. В уши – короткий, злобный смешок.
– Ну что, звездный, много тебе помогли твои демоны?
Глаза распахнулись – рывком, Эрвин дернулся, попытался встать. Руки повело назад – связаны. Птичьий крик – чуть слышно, тихо и далеко. Эрвин дернулся было – узнал орланов, хрипящий карк. Тут же ударили в бок – по ребрам, носком сапога. И засмеялись – обидно:
– Не дергайся, звездный. Есть у нас и на машины твои колдовство и на бабье шаманство – приемы.
Знакомый – в три ноты посвист. «Все в порядке». Теперь ясно, что дудки, но… Крылья затихли вдали. Над головою – камень и желтый, неяркий, плещущий свет. Эрвин огляделся – шея болела, вертелась с трудом, но вертелась. Пещера, маленький, укрытый камнями костер и – вокруг – туземные воины, полтора десятка. Плосколицые, спокойные, с неизменными стволами в руках. Смотрят на прислоненного к стене Эрвина, спокойно и зло. Один присел в углу, рассматривает винтовку. Вертел в руках, задумчиво морщил лоб, считая засечки на истертом прикладе. От сердца чуть отлегло – приятно было узнать «Лаав Куанджало». Рядом, пусть и в чужих руках. Жаль, свои связаны. Знаки на плоских лицах – незнакомы, чудны. Перечеркнутая молния – лишь у одного. Вместе с короной из птичьих перьев на голове. И тяжелой челюстью, знакомой до боли в костяшках пальцев. Чиркнула птица, Эрвин рванулся было – с надеждой. Опять ударили в бок.
– Сиди, звездный. Бабье колдовство тебе не поможет.
Плеснуло пламя – желтым отблеском в потолок, отразившись золотом на хищной улыбке. Тяжелым, червонным золотом на все тридцать два. Эрвин захохотал – вдруг. Нелепо, по дурацки, задрав голову в небо.
– Привет, вождь. Гляжу, тебе пригодились мои сто баксов.
Говорившего перекосило. Было с чего. Теперь Эрвин его узнал. Старый знакомый – вождь дома туманного леса. Это он продал ему Мию с Лиианной тогда, в самом начале. Только зубы у него золотые теперь. Все тридцать два. А Ирина еще сверху оформила штраф за «Нарушение правил торговли». Эрвин вспомнил – захохотал опять. Памятью, как огнем зачесались костяшки на пальцах.