Культурные особенности – II. Божья воля - стр. 30
Вождь шагнул вперед и ударил – снова, опять носком сапога. Целил в губы, попал по плечу. Эрвин встряхнулся, сгоняя с губ дурной смех. Оскалился – туземцам в лицо, прямо в червонные, отливающие золотом зубы:
– Эй, вождь. Когда я бил тебя – у тебя были развязаны руки.
Глава 6 Эрвин. Расколотая скала
– Тишина, – чужой голос хлестнул по ушам, прошелестев эхом по стенам пещеры. Замерли все, даже «золотые зубы» – на полушаге, удержав занесенную для удара ногу. Эрвину зажали рот. Качнулся, плюнул искрами огонек. И поник, укрытый рогожей.
На камни упала тьма. Непроглядная, черная тьма, будто повязку на глаза надели. Птица закричала вдали. Тихий, протяжный, ломающийся эхом на камнях крик. Эрвин дернулся – на месте, плечом вперед, со всей оставшейся силы. Кричал орлан – там вдали, в скрытом гранитным пологом небе. Раз другой. Чужая рука сжала плечо, скрутила, вдавила в землю.
– Тихо сиди, чужой, не дергайся, – шепнули на ухо. Тихо. Орлан закричал опять. С неба. И тут же – как отклик, куда ближе, с земли. Тонкая, в три такта, птичья трель. Еще и еще. Звонкая, как перекличка.
«Ирина погнала, небось. Ищут, – успел подумать Эрвин. Птица свистнула – опять, ближе, еще раз. Уже другая – навострился различать голоса. Ближе.
– Цивик цивик.
«ищем, ищем»
По разбитым губам – кровь, разбередил рану улыбкой. В уши – тихий, ласковый птичий посвист. Опять. Эрвин вздрогнул даже. Звук тянулся, звенел в ушах, летел – откуда? Попытался повернуть голову и не смог. Держали крепко. Но рядом, похоже – изнутри пещеры. Уж больно звенит, ломается на острых камнях эхо. Цивик – цивик… Знакомый напев. По привычке Эрвин перевел его в слова.
«все в порядке».
Далеко, с неба – орланье карканье, тягучий, словно разочарованный крик. Раз два… Все дальше и дальше. Плечо отпустили, на камнях опять вспыхнул, разгораясь, огонь.
Туземец – тот, что сидел в углу, рассматривая винтовку – повертел в руках тонкую дудку. Поймал Эринов взгляд, убрал тростинку в карман, усмехнулся:
– Есть у нас и на ведьмино колдовство методы, звездный.
Птичий крик бился, звенел в небе еще. Тихо, на грани слышимости. Орлан что-то кричал в вышине. Похоже – разочаровано.
«Держись, брат, как бы Ира тебя в тетерева теперь не переименовала. Или там в глухаря… Она может»
Мысль скрутила, хлестнуло виной по нервам. Представил себе Ирку внутренним взором – строгую, нахмуренную, отчитывающую почем зря ни в чем не повинную птицу. Строго, под стать фамилии, с неизменным пальцем, поднятым вверх. Коса, небось, растрепалась, да морщинки собрались в усталых глазах… И носок нарядного, расшитого бисером сапожка постукивает, ковыряет, бьется впустую о землю.
«Не ругайся, – захотелось сказать, – Тетеря здесь я. Расслабился»
Мысль хлестнула, обожгла нервы чувством вины. Эрвин встряхнулся. Выбираться надо, теперь уже самому. А то Иришка обидится, и орлану придется век в тетеревах куковать. Жалко пернатого. Оглядел пещеру – шея шевелилась с трудом, но все-таки шевелилась. Шевелились глаза, взгляд скользил – внимательно, подмечая каждую мелочь. Туземцы вокруг. Люди, как люди, местный тип – широкоскулые, зеркальные лица, винтовки, куртки мягкой охряной кожи, бахрома на рукавах. Черная, змеящаяся по телу вязь татуировок. Знаки на лице. Местный аналог паспорта и трудовой книжки. Эрвин сморгнул, сообразив, что на них надо посмотреть внимательнее.