Крушение надежд - стр. 48
Лиля радостно похвасталась:
– Удалось потому, что мой муж важный человек. Мы с ним были на приеме у министра иностранных дел Шепилова, и он сам завизировал мое заявление.
– Ты дошла до самого министра?
– Да, мы с Влатко пришли к нему на прием вместе с послом Албании. Это он нам помог. А хотите знать еще кое-что? Я даже писала заявление за его столом, сидя в его кресле! – и Лиля добавила: – Министр Шепилов сказал, что сам товарищ Хрущев и он тоже хотят приехать в Албанию и оказать ей помощь.
– Это он тебе сказал? – недоверчиво переспросила Мария.
– Ну не мне, конечно, а послу и моему мужу.
Павел нахмурился и иронически спросил:
– Он не говорил, какую помощь? Может быть, военную?..
Лиля в недоумении протянула:
– Нет, при нас он не говорил… Но помощь, чтобы улучшить жизнь в Албании. Вы приедете нас навещать и увидите, как Албания процветает с помощью России.
Годы спустя Лиля вспомнила эти слова Шепилова и только тогда поняла вопрос Павла про помощь. В их с Влатко судьбе эта «помощь» сыграла роковую роль.
18. Случай после распределения
Получив паспорт, Лиля решила устроить дома прощание с друзьями и стала их обзванивать. Все сразу радостно откликнулись. Только одна подруга, маленькая и хрупкая Аня Альтман отказалась:
– Спасибо, Лилечка, но я не могу прийти.
Аня была самой застенчивой, самой робкой на курсе, неловкой в движениях, ее так и прозвали – «качающаяся былинка». Говорила она тихим голоском с мягким грассирующим «р». На лабораторных занятиях часто что-нибудь переворачивала, делала ошибки, расстраивалась и сама о себе шутливо говорила: «Тридцать три несчастья». Многие девушки к концу учебы имели любовников, женихов или мужей, только Аня оставалась робкой недотрогой.
И вот эта робкая тихоня пришла в комиссию по распределению выпускников на работу (каждый выпускник обязан был отработать не менее трех лет там, куда его распределят).
Для молодых врачей перспектива начинать работу в тяжелых условиях провинции да еще с очень низкой зарплатой была пугающей. Кто мог, цеплялся за связи в Москве. А Аню посылали в Магадан.
Как ни робела она перед важной комиссией, но все-таки попыталась слабо возразить:
– А нельзя ли где-нибудь поближе к Москве?
Председатель комиссии, заместитель министра здравоохранения Николай Виноградов строго спросил:
– Почему? Ваш долг гражданина ехать туда, куда вас посылает комиссия.
Другие члены комиссии сидели молча. Аня еще больше оробела и взмолилась:
– Я понимаю, но у меня мама больная, мы живем вдвоем, и я не могу ее бросить. Как я могу оставить ее одну?
– Пусть ваш отец за ней ухаживает.
– Папа погиб на фронте во время войны.
Небольшое замешательство среди членов комиссии. Виноградов угрюмо решает:
– Ну, так возьмите маму с собой.
– Но я не могу везти ее с собой в тяжелые условия, это ее убьет… – в голосе Ани звучали слезы.
– Что значит «тяжелые условия»? Это тоже Советский Союз, там тоже наши люди живут. И вы устроитесь. Подписывайте.
Выйдя в коридор, Аня разрыдалась. Все кинулись к ней:
– Что?
– Ой, Магадан….
Аня рыдала:
– Опять мои тридцать три несчастья. Как я могу бросить больную маму одну?
– Ты говорила об этом?
– Говорила, а председатель ответил: там тоже живут люди. Ой, что мне делать?..
Практичный Гриша Гольд, который сумел остаться в Москве, спросил деловито: