Крушение надежд - стр. 50
– Вы опять здесь? Вы одна?
Аня вскочила и робко пролепетала:
– Я к вам насчет моего распределения…
Он смерил ее внимательным взглядом:
– Что ж, проходите в кабинет.
Аня присела на краешек стула и начала объяснять, всхлипывая. Виноградов смотрел на нее, не перебивая. Она быстро-быстро тараторила тихим голосом:
– Я не прошу оставить меня в Москве, но поймите, я просто не могу уехать так далеко от больной мамы. Знаю, большинство еврейских ребят и девушек распределили по всей стране, но только меня одну посылают так далеко.
Он поморщился:
– Причем тут еврейская национальность?
– Я только хотела сказать, что выпускников-евреев распределяют похуже…
Повисла пауза, и вдруг Виноградов спросил:
– Хотите чаю?
Она не поняла вопроса и хотела продолжать свое. Но он приветливо улыбнулся:
– Я спрашиваю, вы чаю хотите? Пойдемте ко мне в комнату отдыха и там продолжим разговор.
К кабинету примыкала небольшая комната с диваном и чайным столиком. Он слегка нажал ей на плечи и усадил на диван. Со слезами на глазах она продолжала:
– Поверьте, мама очень больна… я не могу ее оставить…
Пока Аня лепетала, он налил в стаканы чаю и незаметно запер дверь, потом сел рядом, вплотную к ней. Аня осторожно отодвинулась и продолжала говорить. Она на него не смотрела сквозь набежавшие слезы.
– Да вы пейте чай.
И вдруг девушка почувствовала, как его рука легла на ее колено. Она не поняла – зачем, почему? Только инстинктивно замерла от страха и сжала колени. Он погладил ее по голове, приблизил лицо, а рука между тем скользнула под юбку:
– Ты хочешь, чтобы я переписал тебе направление? Тогда будь хорошей девочкой, послушной.
У Виноградова уже была разработана тактика такой взятки: к нему не раз приходили молоденькие докторши с такой же просьбой, и некоторые из них охотно и просто отдавались ему за изменение направления. И на этот раз ему представился удобный случай: девчонка должна пойти на все.
Прежде чем она поняла, что происходит, массивный, сильный мужчина уже навалился на нее. Аня была еще девственницей, не знала мужских ласк. Она только слаба пискнула:
– Ой, что вы!.. Не надо… Прошу вас…
Ни оттолкнуть его, ни вырваться она не была в состоянии, оставалось одна защита – укус. Но он зажал ее рот грубым поцелуем так, что ей стало трудно дышать. Одной рукой он подхватил ее под поясницу, прижимая к себе, а другой с силой стаскивал с нее трусы и раздвигал ноги. Она почувствовала себя совершенно беззащитной, ослабела, отвернулась, закрыла глаза и стиснула зубы, чтобы не кричать от боли…
Поднявшись, он еще с минуту плотоядно любовался ее телом: платье и бюстгальтер задрались до шеи, когда он лапал ее груди. Заметив из-под ресниц, как он смотрит на нее, Аня в ужасе сжала ноги и повернулась на бок.
А Виноградов не спеша застегивал брюки и ухмылялся:
– Ну, видишь, не так уж это страшно. Ты не забеременеешь, не бойся – я в тебя не кончал. Приведи себя в порядок, в кабинете я перепишу твое направление.
Обескураженная, абсолютно растоптанная грубым насилием, Аня заливалась слезами и повторяла про себя: «Он меня изнасиловал, он меня изнасиловал…» Одергивая платье, она увидела пятно крови на подоле. Боже мой, как стыдно! Как стереть, чтобы не заметили? Аня вылила на подол остатки недопитого чая – пусть лучше чайное пятно, чем ходить с пятном крови. Оправив мокрое платье, она причесала растрепанные волосы. Ей было горько, противно видеть его. Если бы можно было не проходить через кабинет!..