Размер шрифта
-
+

Кровь не водица. Часть 3. Семья - стр. 7

– А что Лешка? Случилось что?

Алиса отняла руку, отошла к столу, с силой стукнула ладонью по пухлому кому маслянистого теста, выдохнула

– А ты не замечаешь? Ты не видишь, что он все реже и реже в скиту бывает? Все там, в миру, все у мамы своей, Хоть бы она померла скорее, змея. Мужа у меня отнимает.

Лиза махнула рукой на дочь, как будто отгоняя от нее что-то незнакомое, страшное, черное, выдохнула в крик

– Ты что! Окстись, какие слова говоришь, дурочка. Нельзя смерти никому желать, с ума ты сошла! Вернется Лешка твой, куда он денется. А Ефим? Может и правда, давай его к Марфе поселим. Там Нина, Никодим, они многое могут, чудеса творят. А то – давай со мной поедем, на пасеку. Сына возьмешь, там, на просторе он другим станет. А?

Алиса подняла плечи, зябко поежившись, помотала головой

– Нет, мам. Я уж дома. А Ефима, действительно, к Марфе поселю на пару недель. Посмотрим, что будет.

Дочь снова взялась за тесто, тонкие солнечные завитки, спереди туго забранные под косынку, выбрались на свободу на затылке, подпрыгивали в такт ее движениям, и от этого Алиса казалась девочкой, той что была когда-то – отчаянно несчастной, нездоровой, горькой. У Лизы от этого стало так тесно в груди, что она задохнулась, сдержала слезы и вышла, встала у высокой березы, чудом сохранившейся при стройке, прижалась к ней спиной, переводя дыхание. И когда муть от сдерживаемых слез перед глазами немного рассеялась, она увидела длинную костлявую фигуру, приближающуюся к дому по тропинке.

– Здравствуйте, Елизавета, уж простите, по батюшке не помню как. Я к Але, небольшое дело у меня. Она дома?

Иван Михайлович смотрел чуть вбок, скользил взглядом, и Лизе почему-то не понравился этот его взгляд, но она кивнула – дома, мол. Учитель просочился в дверь, а Лиза тихонько побрела к столовой – хоть пару слов с Ниной перекинуться, никто кроме нее не мог здесь развеять темный морок, вдруг, невесть почему сгустившийся над головой. А в голове метались и теснились мысли – тяжелые, непонятные, темные… Она уйдет на пасеку, Симу к Марфе заберут, туда же и Ефима поселят, там и Нина, и Никодим будут жить. И еще учитель этот… Да учительница… Черт те что, почему -то от этого всего у нее внутри появилась какая-то тошнотная, неприятная тяжесть, увеличивалась потихоньку, давила. Глупость, конечно, но никуда от этой тяжести не деться, она поселилась, как жаба под камнем, как не гони, не уходит.

– Мам! А мам! Что скажу, погоди!

Лиза обернулась, и тяжесть вдруг отступила, как будто ненадолго сдала позиции – за матерью вприпрыжку, стремительно, как стриж, несся Назар. Он подскочил к матери, толкнул ее головой, как теленок рожками, затрещал быстро и радостно

– Сейчас у Марфы был, позвали. Велела с тобой на пасеку ехать, а в помощь Катьку дает, ну, знаешь, ту – беленькую. А еще баба Майма поедет, да дядька этот ее, тоже будет все возить туда-сюда. Весело будет! А ты чего такая грустная? Мам?

Лиза теребила парнишку, перебирая вихры, постепенно оттаивала сердцем. Ну, может все и обойдется. Димка приезжать будет, Майма с ней, сын тоже… Ничего. Все будет хорошо.

Нина понуро сидела в столовой, бесцельно двигала туда-сюда ложки, брошенные на большое полосатое полотенце, ее стриженные волосы кто-то как-то враз припорошил инеем, превратив вороную копну в чудную шапочку. Она теперь все чаще прятала волосы под туго повязанную назад косынку, и от этого ее голова казалась большой и немного несуразной. Почувствовав входящего, она медленно повернулась – чуть бледноватое, мягкое лицо было безвольным и печальным.

Страница 7