Кровь не водица. Часть 3. Семья - стр. 6
Лиза кивнула мужу, с беспокойством посмотрела в сторону дома, но профиль улыбающейся Симы в окошке полностью успокоил ее, и она занялась вещами.
…
А апрель буянил в садах. И вроде скромной была природа их северная, но весна превращала дурнушку в королеву. Бросила на поляны ярко зеленое полотно, расцвеченное тонкими, изящными звездочками ветренницы, розовато-сиреневые вихры кандыка вздыбились среди белого кружева, охапки желтой хохлатки дремали в обнимку с синими куртинами медуницы. На редкость рано набухли белые горошины на кистях черемухи – вот-вот брызнет, надулись почки смородины и крыжовника. Все кричало о лете, пахло свежестью, нежностью – легким ветром и, почему-то, медом. Лиза была настолько счастлива, что ей хотелось петь – громко и звонко, как маленькой. Потому что такая же – упругая, живая горошина, такая же как вот-тот вишневый розовый бутон, поселилась внутри нее… Только вот пока это было ее тайной. Радостной, сладкой и немного стыдной…
Глава 4. Черт
Алиса стояла спиной к дверям, шустро двигала упругими локтями – месила тесто. В доме пахло нежно и сладко, сдобным тестом, молоком, запаренным маком и клубничным вареньем, дочка задумала пироги, а она на них оказалась мастерица. Уже несколько последних лет Марфа часто просила свою Алечку напечь ей сладких булочек, и дочка поднаторела в этом искусстве – лучше ее никто не пек в скиту. Лиза постояла немножко, улыбаясь про себя, потом окликнула
– Лисочка, детка. Все трудишься? Я тебя ненадолго отвлеку, у самой дела.
Алиса резко обернулась, как будто испугалась, ее упругие, молочно – розовые щеки лоснились от жара печки, глаза, которые теперь стали абсолютно ярко-изумрудно зелеными щурились
– Мааам? Я сейчас, только руки оботру. Погоди
Алиса тщательно обтерла белоснежным полотенцем красивые белые руки, на цыпочках подскочила к полуоткрытой двери в спальню, прижала палец в розовым губам
– Тссс. Спит. Только угомонила, буянил все. Марфа сказала, что будет с ним работать, не все хорошо у сына моего, мам. Только что тебе объяснять… Ты знаешь…
Лиза поежилась, снова этот колючий, будоражащий холодок пробрал ее от затылка до пяток, это бывало всегда, когда она хотела побыть с внуком. Ефим рос странным, как будто не от мира сего, смотрел на мир, вроде, как со стороны, то ли сверху, то ли из преисподней. Его небольшие пронзительные, совершенно не понятно от кого взятые темно-карие глаза всегда были прищурены, как будто он усмехался, только усмехался недобро, без любви. Бабку он не отталкивал, но и не радовался ей, как будто разрешал – подойти, поцеловать, взять за ручку. А ручки у него всегда были ледяными, твердые пальцы не согревались даже в жару, и от этого холода и зарождался озноб в теле Лизы.
– Как она работать будет, Лисочка? Она больна, не встает, у нее и сил уже нет таких. Ты уверена, что ей можно это доверить?
Алиса устало села на табурет, выпрямила спину, подняла на мать глаза и сказала так горько, что у Лизы защемило сердце
– А кто, мам? Кто поможет? Я прямо сердцем чувствую, как он уходит от меня, то ли к Богу, то ли к дьяволу, никто и сказать не может. Но он не здесь! Он не с нами, мама! Я уже извелась, все глаза выплакала. Он, смотри, в нашем доме общем живет, а не с нами. Да и Лешка еще…
Лиза подошла к Алисе, убрала шелковистую рыжую прядь, упавшую на ее лоб, приобняла, чуть прижав к себе. Алиса, как маленькая, уткнулась лицом в мамин живот, замерла, всхлипывая. Так постояли, потом Лиса присела рядом, положила руку на дочкину ладонь, погладила