Крепкий керосин принцессы Беатрикс - стр. 32
Взяв секундную паузу, он тихим голосом жалобно прибавляет к потерям:
– Ещё тридцать четыре банки с'мгончика, Трикс. Тридцать четыре банки прекрасного с'мгончика! Давно говорил тебе, что у нас маленькая тележка.
Ещё недавно баночек было больше, но он об этом не помнит. Драконы не особо сильны в подсчётах. Я сочувственно глажу его по лапе, на когтях которой темнеют пятна крови. Не переживай, дружок, у нас тут образовалась небольшая война и к потерям стоит привыкнуть. Теперь уже никаких сожалений, придётся терпеть до того момента, когда можно будет предъявить счёт.
В ответ на моё сострадание он благодарно вздыхает и дружески сопит. Мы поворачиваем за осевшую кучу мусора и петляем по тропинке, ведущей к Фогелю и временному лагерю. К нашим потерям стоит привыкнуть. Только так.
В животе у Ва урчит, этот звук сопровождает нас всю дорогу. Сегодня кроликам придётся туго, меланхолично размышляю я. Голодный дракон наведёт шороху и суеты в округе. Девчонку живой! Укуси свой зад, косоглазый! Внутри растёт бессильный гнев. Хочется выругаться, но я сдерживаюсь. Принцессы не ругаются, как базарные торговки. Наоборот, они всегда вежливы и спокойны.
– Терпение, принцесса, – командую я сама себе. Трудно быть вежливой, когда хочется выругаться, как последний наёмник, у которого в кабаке подрезали кошелёк.
До вечера остаётся совсем немного, и нам придётся заночевать в нашем убежище. Ночь – время дермонов, из нор появятся вампкрабы, павуки покинут гнезда из сухой травы, а сколопендры и листиножки никуда не денутся, просто станут незаметнее и опаснее. Ночью по Долине шатаются только совсем отмороженные придурки и мой бронированный дружок Ва.
Красное солнце судорожно опадает за горизонт. Мнётся, идёт рябью, словно сдувающийся шарик. Мы проходим мимо очередных мусорных куч, чтобы через некоторое время спуститься в лощину и нырнуть под спасительный багровый полог плюща. Во ф'томобиле картина маслом: наш отважный колдун набрался по самые брови и спит, развалившись на сиденье. Ноги в стороны, голова откинута, из уголка рта тянется нитка слюны. Милый Эразмус, что тебе снится? Судя по всему, что-то приятное, принимая во внимание пустую бутылку с зелёной этикеткой и драгоценную баночку моего дракона, валяющуюся под ногами.
– Трикси! – обиженно вопит чешуйчатый. – Я тебе говорил, что от него надо избавиться? Смотри, что наделал этот придурок. Намешал твоё винишко с с'мгончиком. От него один геморрой и никакой пользы. Ты видела, как он бежит? Словно слизень, у которого несварение.
– Я ему разрешила только одну, – защищаю Фогеля я, – про твою морковную пакость разговора не было. Справедливости ради, надо было его предупредить.
– Справедливости?! Справедливости?! – раздражается мой дружочек. – Чувачок вылакал мою баночку, а ты говоришь о справедливости? Может, мне хочется откусить ему его тупую башку? Меня же никто не предупреждал, что этого не надо делать?
– Не предупреждал, – соглашаюсь я, усаживаясь на остатки ветхого кресла, – с другой стороны, теперь его ожидает самое жестокое похмелье в жизни. А это похуже того, что ты хочешь сделать, согласись?
Дракон обиженно фыркает и двигает к тележке пересчитывать запасы. Теперь м'технику до них не добраться никогда – уж что-что, а беречь свои сокровища Ва умеет. Взять хотя бы тот случай, когда мы набрели на небольшой, разодранный Окном контейнер с консервами. Тогда пришлось немного попотеть, отбивая его от непрошенных гостей из владений па Вазарани. От удара дубины меня спас шлем, а Ва пару дней прихрамывал, пришлось шить тонкой проволокой рану на его бедре. Ох, и намучилась я тогда с этой проволокой! Проткнуть кожу воющего от боли дракона, который, к тому же, щёлкает челюстями у тебя над головой – это подвиг, не каждая принцесса на это способна.