Крепкий керосин принцессы Беатрикс - стр. 30

Вот с драконом всё по-другому. Ему плевать на мою грусть и сомнения. Во всяком случае, сейчас. Он кропотливо обыскивает всех: гвардейцев и оборванцев Витовта. Это наши заслуженные трофеи, тут не до меланхолии.

– Нашёл что-нибудь полезное, Ва? – спрашиваю я.

– С'мгончик, Трикси! Небольшую баночку у того громилы. И ты не догадаешься, что ещё!

– Блескушку? – я говорю то, что меня занимает, дракон недоумённо качает башкой.

– Уру-ру! Ёлочку, что ты, – торжественно произносит он. Я вздыхаю, у каждого свои ценности. И то, что ценится больше жизни для одного, для другого – бесполезный хлам. Ва закидывается гнилушкой из банки, закусывает трофейной ф'томобильной ёлочкой и приходит в прекрасное настроение. Его даже не огорчает, что герр Витовт в очередной раз улизнул и добавит нам головной боли в будущем. Не беспокоит, что нас разыскивают гвардейцы Протопадишаха и что местное баронство сошло с ума. Штуковина дала дуба, как её запустить – чёрт знает. Наплевать на то, что мы потеряли Башню. Всё, что нужно для счастья, у моего дружочка есть прямо здесь и сейчас.

Я глажу его по чешуйчатой башке – милый дракон, настоящий друг Принцессы Беатрикс, которому от неё ничего не нужно. Ничего, кроме дружбы.

– Ну что, двигаем назад? – делать нам тут больше нечего, а торчать здесь в бесплодных поисках ответов значит подвергаться опасности быть обнаруженными.

– Разумеется, – отвечает он, – а то твой колдун вылакает все запасы. Ты заметила, как он подозрительно разглядывал мои баночки, когда мы уходили?

– Конечно, заметила, киваю я. И сейчас, возможно, уже нарезался. Беседовать с бутылкой у милого Эразмуса получается лучше всего. Интересно, что у него с этой ведьмой из ХаЭр? Ответ на этот вопрос мне хочется знать. Хотя бы из простого любопытства.

Мы покидаем мертвецов, над которыми трудятся слизни, и отступаем. Ва ещё немного колеблется над телами, но, принюхавшись, презрительно морщит морду. Неистребимый запах ног забивает всё вокруг. Он вздыхает.

– Не переживай, наловим кроликов на ужин. Тут их куча, – успокаиваю его я. На моё предложение он соглашается, но напоследок всё же мстительно сморкается в стяг герра Витовта, потерянный в битве. Так, в качестве компенсации за мизерную добычу.

Мы не спеша возвращаемся в наше убежище. Позади остаётся шорох слизней, сползающихся на дармовое угощение. Всегда было интересно, откуда они знают, что где-то навалило вкуснятины? Ведь ни глаз, ни носа, ни ушей у них нет. Вообще ничего. Только рот с роговыми пластинами, жадный, растягивающийся в большую воронку рот. Совершенные создания, цель жизни которых – жратва.

Обходя последнее тело, валяющееся чуть поодаль от основной группы, я не выдерживаю и бросаю на него взгляд. Не люблю мертвецов. В их виде есть что-то отвратительное, друг он тебе или враг – всё равно. Такая отталкивающая некрасота в искажённом лице, потёках застывающей темнеющей крови. В картине большого «НИЧЕГО», в которое ты превращаешься, когда отдал Богу душу. В той самой тихой, бессмысленной картине, после которой для тебя ничего нет. Как говорит многомудрая Матушка Ва, «когда ты немножечко умер, то на все твои проблемы становится совершенно плевать». Слава её бороде, мудрая дракониха, хоть я и сильно сомневаюсь в её существовании.