Кремлевское кино. Б. З. Шумяцкий, И. Г. Большаков и другие действующие лица в сталинском круговороте важнейшего из искусств - стр. 8
– Мертвых?
– Так точно, товарищ Сталин.
– Вот видите, товарищ Эйзенштейн, как происходило на самом деле, – покачал головой хозяин кабинета. – А у вас все по-другому. Офицеров просто бросают за борт. Живых. И вместо киноправды получилась киноложь. Раньше народу лгали царские сатрапы, теперь что же, мы будем народ обманывать?
– И еще раз повторю, товарищ Сталин, – волнуясь, но держа себя в руках, ответил Эйзенштейн. – Есть моменты, когда режиссер, во имя достижения цели, имеет право изменить документализму.
– Этого мне не понять, – возразил генсек. – И не принять. Надо находить ту правду, которая сама выполнит роль агитатора. На лжи далеко не уедешь. У вас в фильме офицер стреляет Вакуленчуку в затылок, и Вакуленчук еще какое-то время жив, цепляется за жизнь. Давайте сейчас выстрелим кому-нибудь из нас в затылок и посмотрим, долго ли он способен барахтаться?
– Если можно, то не мне, – засмеялся Бухарин. – У меня дочка маленькая.
– У меня вообще жена на сносях, – улыбнулся Сталин.
– И у меня, – поспешил добавить Молотов.
– А я просто не согласен, чтоб мне затылок дырявили, – возмутился Калинин.
– Кстати, Коба, – заиграл своими маленькими глазками Бухарин, – а ты не заметил, что в фильме Вакуленчук очень на тебя похож? Особенно когда горячо выступает с голым торсом.
– Я не Троцкий, горячо никогда не выступаю, – поморщился Сталин. – А уж тем более с голым торсом.
– Хотите, мне стреляйте, – пожал плечами Эйзенштейн.
– А как вы удостоверитесь, что Вакуленчук не мог с пулей в голове продолжать жизнедеятельность? Я, конечно же, шучу, – успокоил всех Сталин. – Подобные эксперименты на людях мы проводить не будем. Климент Ефремович, вы что-то про брезент хотели…
– И про брезент, и про бескозырки, – оживился Ворошилов. – Откуда вы взяли, что матросов, когда расстреливали, накрывали брезентом? Ведь брезент потом придется зашивать, а он должен быть целый. Где вы такое видели?
– А мне это место понравилось, – вдруг встал на защиту режиссера генсек. – Они еще живые, но брезентом их уже отделили от живых. Чтобы превратить в мертвецов.
– Вот видите, товарищ Сталин, здесь правда искусства победила в вас правду факта, – обрадовался Эйзенштейн.
– А бескозырки! – возмутился Ворошилов. – В конце матросы их гроздьями швыряют за борт, бессмысленная трата имущества, как и в случае с брезентом.
– Зато как красиво смотрится, – вновь похвалил Сталин. – Восставший броненосец, с него сыплются бескозырки, в этом символ свободы, и он наезжает прямо на зрительный зал. Какая смелость оператора! Он что, в последний миг вместе с камерой успел сигануть в сторону?
– Тут мы, признаюсь, использовали трюк, – все шире улыбался Эйзенштейн. – Корабль стоял на месте, уткнувшись носом в причал, а оператор с камерой на тележке наезжал на него.
– Опять аттракцион! – погрозил ему шутливо пальцем Сталин. – Сплошной монтаж аттракционов. Но до чего красиво! Концовка очень хороша, поздравляю.
– Да уж, монтаж… – опустил правую бровь Эйзенштейн и рассказал про слюни. Все дружно рассмеялись. Стало ясно, что его приняли в их компанию, взяли в оборот, хорошо это или плохо, но к Троцкому он теперь уж точно не пойдет в гости.
– А расскажите нам еще что-нибудь такое интересное из вашей работы, – попросил Бухарин. – Ведь наверняка подобных анекдотических случаев хоть пруд пруди.