КРАСНОЕ КАЛЕНИЕ Черный ворон, я не твой! - стр. 12

Он резко поднял голову, его глаза остро сверкнули:

– Мы ихних танков не боимся… А Ростов… Оно под Рождество еще и сподручнее… Я токо свистну… И мои хлопцы на рысях их… Теплыми заберуть! Да рази у них охранение? Тьфу!..– Буденный смачно высморкался, вздохнул глубоко, усмехнулся, – они, небось, гулять будут… А мои хлопцы…

– Твои… хлопцы? – Борис слегка ухмыльнулся.

– А твои, Боря, уже усе к тебе перебегли! Када ты затеялся с этим своим… Вторым сводным корпусом! – с нескрываемой обидой в голосе пробубнил под нос Семен, – у мене теперя… Одни мои осталися!– он вдруг резко хлопнул широкой мужицкой ладонью по замшевой скатерти стола, – а я не за твоими наущениями прибыл, Боря! Ну, положу сотни три-четыре при занятии города… Так на то и война!.. Ты сам тута поглядай, што б тебя самого Сидорин не отделал… Ты вот… послухай, што скажу.

Он вдруг понизил голос и, крадучись подойдя к двери, поплотнее прикрыл ее.

Думенко тем временем спокойно приподнял кипящий чайник и стал наливать кипяток в широкие нарядные довоенные чашки. Его исхудавшее лицо было мрачно и строго. Семен, торопливо разливая водку по мутным граненым стаканам, продолжал:

– Я, Боря… Ты не думай! Обид никаких не имею… Супротив тебе! Што было… то было, а хто старое помянеть… Эх! А я… я ить спасти тебе хочу!

– Вот как? – Думенко слегка усмехнулся горькой улыбкой, устало присел на смятую кровать, – от чего спасти? Ну, говори, коли так.

– Ты, Боря… Послухай! Вот как ты сам себе думаешь… От тебя… Того же Качалова, на кой забрали, а? Што, плохой Начштакор был?

Думенко нахмурил брови, на миг задумался, ссутуля худые плечи. Когда на прошлой неделе неожиданно пришел приказ из штаба фронта о переводе Качалова в другую часть, он пытался оставить его при себе, связывался и с Шориным и с Начштаба фронта, но тщетно.

Вздохнул, тяжело проговорил:

– Этого я не знаю, Сенька… Сам думаю… Пришел приказ от самого Шорина… М-да… Володя Качалов… Хороший Наштакор был…Честный. Умный. Я теперь Абрамову…

– Так вот и… знай! – Буденный, придвинувшись на стуле поближе, и, резко жестикулируя, вдруг с жаром заговорил хриплым полушепотом:

– У твоего Качалова баба… В Питере! Племянница самого Бонча! Бруевича! Смекаешь? От тебя, Боря, как от сбесившегося пса нынче аккуратно отбивают тех, кого надо оставить… В живых! Ты понимаешь мене?.. Вас скоро тута всех… Скопом в расход! Весь твой штаб! Троцкий со Сми… Смилгой , – он с силой стукнул по столу кулаком, запнулся на полуслове, проглотил слюну и уже спокойнее продолжал:

– Езжай в Москву, Боря, просю тебе, как друга, все брось и езжай! – Семен весь дрожал, его голос все время сбивался, он раскраснелся и его широкое скуластое лицо покрылось мелкими каплями пота:

– Там прямо к Сталину, чуешь?! Там тебя… в обиду не дадуть. В Академию там… Или положуть в госпиталь… Пересидишь грозу, а там…

– А там Лейба Бронштейн прикажет положить меня на операцию и… Зарезать? Как твово поросенка?! – Думенко грустно усмехнулся, качнул головой:

– Нет, Семен! Слабоват пока твой Сталин… Супротив самого товарища Троцкого… А ему и Ильич теперь не указ. Он и Ильича уже… Окружил своими… Наркомами.

Семен вздохнул тяжко, вытянул ноги, любуясь новенькими высокими остроносыми сапогами со шпорами, сладко, по-кошачьи прикрыл глаза:

– Зря ты, Боря… Эх, зря! И дюже рано ты… Убег от свово доктора, энтого…, Спасо…, Спасо…, тьфу, холер-ра!