КРАСНОЕ КАЛЕНИЕ Черный ворон, я не твой! - стр. 11

– Ох, ты и плут! Собою-то хоть… Не дура?

– Ну-у, Мокеич, первый раз што ль? Я твои антиресы знаю… Не рябая… Сисяс-тая!.. А так – худоба. А с чего ж ей преть-то?.. На все согласная.

– Согласная? А… Сам ты хоть не залез… На нее… Ненароком? – темнея лицом, нахмурился Мокеич, отодвинув цветастую занавеску и всматриваясь в темень за окном. В сенях затопотали, загалдели многие голоса.

– Я поперед батьки… Со своим… Не лезу, – сочно зашмыгал носом Гриня, изображая обиду, – так, привести, што ль?

– Погодь. Сеня уберется, тогда скажу… Ты… Выдь-ка пока.

В комнату с клубами морозного пара ввалился своей невысокой и громадной в черном волчьем тулупе фигурой Семен. Сам. Плотно прикрыл крашенную дверь, сбросил на пол закомевший на морозе тулуп, поводя плечами, прошел к столу, сел молча. На мрачном широком смуглом лице – ни кровинки. Поставил на стол тут же вспотевший полуштоф. Поднял густые, мокрые с мороза брови:

– Я к тебе ноне как к другу… Пришел, Борис. Как к боевому… Товарищу. Дело спешное… У мене к тебе. Касаемо твоей… Жизни. И… И моей… Тоже.

Думенко молча поднялся, подошел к печи, отодвинувши конфорку, здоровой левой рукой пошурудил в ее гудящем нутре кайлом, придвинул на огонь старый чайник, прокашлялся:

– Ты, Сеня, што, никак Ростов думаешь брать?..

Буденный выпрямился, выпятил маленькие круглые глаза, подобрал под табурет ноги в новеньких яловых сапогах, усмехнулся в густые усы:

– А што… Небось, Сокольников первым влезеть? Не дам! Нехай мои хлопцы… Малось согреються…

– А ежели крепко по зубам… Там получишь?

– От ково? Да тамочки, ну, может, юнкерок какой… Свою бабу с пулеметом… Будет оборонять. А так… Их конные корпуса в Батайске давно. Буду тихонько занимать квартал за кварталом… Глядишь, оно и сладится.

Думенко выглянул в окно, задумчиво смотрел, как многочисленная охрана Буденного, смеясь и переругиваясь, спешивается с горячих танцующих коней, а те жадно хватают темными губами ослепительный на закатном солнышке свежий снежок. На приторочке у четырех лошадей матово поблескивают черными стволами новенькие английские пулеметы. « Вона как за свою жизню Сенька опасается…» Развернулся, в упор взглянул на старого товарища:

-Ты, Сеня, мозгами пошевели… Хоть р-раз! – он подошел к гостю вплотную и, наклонившись, пристально посмотрел ему прямо в красное небритое лицо:

– В городе замечены английские танки. Не выведут они их в поле против нас… Не дураки. Поперек улиц поставят! Ты, Семен… В Нахичевань не лезь пока. Вдоль Дона иди! По Александровской слободке! Там надо ударить. Снизу! И отсечь им пути к переправам. Они ж спешились… Кончасть-то действительно, в Батайске. А сами… Даже… Штабы пока в городе!.. Уходить под Рождество они и не думають! Рассредоточились, огневые точки… И будут теперя… Валить твоих из каждого окна! У них же новенький «Льюис» на каждые три винта! Ты понял? Это только кончасть у них на Батайск отошла! Фуражиры! А твои… Мобилизованные мужички против ихних кадровых офицеров в городе… Как ягнята! Ты понял? – Борис отошел от окна, резко задернувши грязную занавеску. Подумав, добавил тихо:

– А вот когда они поймут, што отрезаны от переправ… Сами тебе город поднесут!

Семен опустил голову и сидел, красный, задумавшись, неслышно скрипя зубами. «Ну, вот… Опять учить меня… А то и не знает, што жить-то ему, дураку, осталося…»