Королевский аркан - стр. 8
– А что это ты в кухне, сударь мой? – удивился Гройс, появившись в дверях.
Маевскому у старика был отведен свой угол: комнатушка размером с чулан. Некогда просторная квартира много лет назад была поделена на закутки. Новый владелец выкупил их и сшил лоскуты в целое, но анатомически неверное: квартира не приобрела прежнего вида. Просторные гостиная и спальня остались в компании прибавочных комнат, которые выглядели как недокормленные сироты при барине. Маевский до сих пор путался в их количестве. К тому же неуемный старикан то и дело затевал перестановку, и гардеробная превращалась в кладовку, а кладовка – в библиотеку. «Сраный Хогвартс! – ругался про себя Маевский. – Слава богу, хоть лестниц вам не завезли».
– Супчика жду, – с кротким видом проговорил он.
Соврал, конечно. Смотреть, как Айнур занимается обедом, было сродни медитации. Собственно, Маевский и сам кашеварил неплохо. Но Айнур умела как-то договариваться со всеми этими кроликами, бараниной, креветками, рыбой, перловкой, мукой – словом, абсолютно со всем, что попадало на ее стол, – и любое блюдо готовилось у нее молниеносно. Да хоть картошку взять! Почему она у Маевского варится полчаса, а у Айнур – двенадцать минут? Как такое возможно? Никита даже эксперимент проводил: утащил из поддона у Гройса три картофелины и дома сварил с таймером. И что же! Тридцать минут, как и было предсказано.
Чертовщина какая-то.
– Михаил Степанович, накрываю? – спросила девушка.
– Да, Айнур, спасибо.
Обедал Гройс всегда один. Айнур исчезла в гостиной с подносом, вернулась, молча поставила перед Маевским полную тарелку и ушла.
Он съел восхитительный овощной суп с чечевицей и, только помыв за собой посуду, понял, что не почувствовал никаких кабачков.
– Никита, надо отвезти гостинец Верману, и можешь быть свободен.
Гройс вынес в прихожую небольшого формата картину, уже упакованную.
– Понял-принял! – Маевский подхватил картину под мышку. – Завтра как обычно?
– Да, к девяти. В половине десятого у меня китайский изверг. Полагаю, должны успеть за полчаса?
– Уложимся. Всего доброго, Михаил Степанович!
– До свиданья, Никита.
Маевский захлопнул входную дверь, обернулся и увидел незнакомого парня лет двадцати: высокого, очень бледного, с густой шапкой черных волос. Тот стоял возле фикуса в кадке и смотрел прямо на Никиту.
Взгляд этот Маевскому крайне не понравился. В нем плескалось тихое ровное безумие.
Он осторожно прислонил картину к стене, не спуская глаз с чужака, и выпрямился.
– Ты как сюда попал?
Надо было понять, каким образом эта сволочь прорвалась через домофон и консьержа.
Он не ждал честного ответа, но парень неожиданно подался вперед, вытянул шею с острым кадыком в порезах.
– Люди вошли. – Голос у него был глуховатый, безразличный. – Я за ними.
– Другого места себе не нашел? – сохраняя внешнее дружелюбие, поинтересовался Маевский.
– Мне не надо другое. Мне надо это.
– Зачем тебе это?
– Мне надо сюда, – со странным упрямством повторил парень и шагнул навстречу Никите.
«Сам нарвался, урод», – мысленно сказал Маевский с удовлетворением человека, собирающегося почесать кулаки о другого человека. Он планировал для начала спустить козла с лестницы, а затем вбить в него очень крепко, что в будущем ему следует как можно дальше обходить дом, где живет Михаил Гройс. А еще лучше – не только дом, но и квартал. Ширяться можно и на Юго-Западной, и, допустим, в Сокольниках. Чем плохи Сокольники? Замечательный парк: прилег в розарии – и торчи сколько душе угодно.