Кондитерша с морковкиных выселок - стр. 69
Облегающие красные штаны шли этому типу невероятно.
Когда он гордо шествовал по мосту, задрав точёный нос и снисходительно кивая встречным с высоты своего баскетбольного роста – это была потрясающая картина. Достойная кисти Рафаэля. Черные кудри под красной шапочкой развевались, ноги в красных штанах выглядели, как две колонны идеальной формы – да ещё из-под чёрной рубашки кокетливо выглядывал белый кружевной воротничок – тонкой ажурной полоской.
Не было ни одного человека, который не оглянулся бы вслед этой «красотке».
- О, Марино Марини возвращается в контору, - маэстро Зино тоже заметил адвоката. – Значит, скоро полуденный отдых закончится. Наш Марини всегда точен, как часы.
- Ваш? – скептически переспросила я, тем не менее не в силах отвести глаз от адвоката.
- Вы приезжая, не знаете нашего Марини, - объяснил хозяин, и в его голосе было неприкрытое уважение. – Его можно назвать символом нашего города. Он мог бы сделать карьеру в Милане, в Венеции, во Флоренции, но предпочёл вернуться в родной город и стал адвокатом. Когда он выступает в суде, собирается полгорода. Женщины даже дерутся, чтобы сесть в первых рядах, - он хохотнул.
- Не сомневаюсь, - сухо заметила я.
- Даже знаменитые теноры не так популярны, как Марино Марини, - продолжал хозяин. - Говорят, он может выиграть процесс одной фразой.
- Врут, наверное.
- Может и так, - усмехнулся Зино. - Я в суды не хожу, не слышал, как он там языком мелет. Но зато семь лет назад я видел, как этот красавчик орудует длинным копьём. Это было возле деревеньки Арбедо, милях в двадцати от Сан-Годенцо. Тогда мы, наконец-то, прогнали проклятых германцев с наших земель. Мы все тогда взяли в руки оружие, и Марини были в первых рядах. Их семья вся тогда полегла. Только Марино выжил. Зато сам кондотьер миланского герцога сказал про него, что редко встречал таких отчаянных храбрецов.
Мариночка участвовал в боевых действиях? В это невозможно было поверить, глядя на его красные колготки.
- Семь лет назад? – переспросила я, пытаясь поймать маэстро Зино если не на вранье, то на явном преувеличении. – Да он тогда был ребёнком!
- Ему было пятнадцать лет, синьора, - ответил хозяин с достоинством. – Самое время становиться мужчиной. Я ещё помню те проклятые времена, когда германцы шныряли тут, как у себя дома. Наши женщины до сих пор вскрикивают, слыша германский говор. Зато теперь у нас благодать и процветание, и мы сами себе хозяева. Ну… не считая налогов герцогу миланскому! – он засмеялся, но это был хороший смех.
Чувствовалось, что хозяин остерии гордится прошлым и рад тому, что его город получил сейчас. Зато я задумалась, продолжая смотреть, как красавчик Марино, который ещё оказался и супергероем, идёт по мосту.
Так вот почему закричала та женщина в повозке, когда я заговорила по-немецки. Семь лет назад…Не так уж и давно, но всё равно много. Уже родились и подросли ребятишки, которые живут в свободной стране. Да, мужчинам Сан-Годенцо есть чем гордиться. А Мариночке сейчас всего двадцать три года… Совсем пацан, если говорить честно… Мужчиной он, видите ли, стал в пятнадцать лет… Ему бы в школу в это время ходить… Хотя наши школьники в пятнадцать лет…
Тут я вздохнула, помянув про себя пресловутую проблему отцов и детей, и пробормотала: