Колючка для янычара - стр. 18
Жены Абдаллы, окруженные многочисленным потомством, всё время ссорившимся и пихающимся, поужинав, начали приготовления ко сну. Каждая огородила свое место в метре от другой закрепленным на стене пологом, наподобие палатки спускающимся к земле. Дети начали занимать места повыгоднее, посреди замызганного ковра, посредине. Абдалла отдал сегодня предпочтение любимой жене, поднырнув под устроенную ей завесу и позволив ей стянуть с него сапоги. Остальные жены отреагировали на это с разной степенью приязни. Колючка заметила, что средней жене явно всё равно, а вот старшая – черноволосая, с волосами цвета вороньего крыла и начавшей пробиваться сединой – стянула лицо в неприязненную маску и грубо пихнула свою помощницу в спину.
«Киимиз…» – проносилось у Колючки в голове, пока она трясла бурдюк с булькающим кислым молоком. – «Какой разный бывает этот мир… Даже этот неопрятный Абдалла кем-то любим…» Думать, однако же, было очень сложно – непривычная и непрерывная работу занимала всю голову без остатка. От непрерывного трясения она уже давным-давно потеряла ориентацию, и мысли, посещавшие её голову, были короткими и непрерывно повторяющимися. – «Какой разный мир. Киимыз…»
Голод её не беспокоил. Час назад Нур дала ей доесть из миски с вареным горохом, и это наполнило девушку новыми силами. Если бы только перестать трясти проклятый бурдюк.
Но, видно, вся суть была в его постоянном взбалтывании. Пару раз Нур наполняла для Абдаллы и его братьев чашки киимизом и те с видимым удовольствием поглощали содержимое, довольно цокая языками.
– Халас![1] – наконец произнесла долгожданное Нур и, ткнув пальцем в сторону соломенной подстилки в стороне, где уже лежали пару женщин, сказала, – Иди спи.
Сама она важно задула главную лампу, и скинув верхние, громоздкие одежды поднырнула под полог к Абдалле, где принялась шуршать и довольно хихикать. Вскоре послышалось равномерное движение и толчки, что означало, что муж проявил благосклонность и снизошёл к жене.
Ночь обещала быть теплой, и, кое как завернувшись в свой балахон, Колючка свернулась на боку калачиком и в изнеможении закрыла глаза.
Это помогло, но только на секунду. Перед закрытыми глазами плясал ненавистный бурдюк.
«Думай о другом!» – приказала себе она. Но перед глазами появилось ненавидимое лицо Джафара, и она с поспешностью, сдавшись, вернулась к мыслям о киимизе.
«Господи, дай мне пережить это... – молила девушка, мысленно следя за движениями опостылевшего курдюка. – «Дай мне сил не сойти с ума и не потерять мою память о доме. Дом, мама... Отец. Я любила вас всех. Очень-очень. И теперь никого из вас нет, и больше не будет. Вы ушли туда, куда дорога ведет в одну сторону... И даже если как следует поспешить, не точно, что можно будет кого-то догнать. Но спешить я не буду», – твердо решила она. – «Мирталь больше нет. Есть Колючка. И я сделаю всё, чтобы застрять у вас в глотке. В твоей, в первую очередь, краснобородый иблис. И, даст всевышний, дойдет очередь до всех, до кого смогу дотянуться… Как здорово я дотянулась до носа этой мерзкой обезьяны. Какой райской музыкой звучал его визг, этой человеческой свиньи…» – вспоминала она. И даже последующее наказание и страх ужасной смерти не смог смести удовлетворение от её поступка. – «Было бы здорово перекусить ему горло, но и нос тоже неплохо… Это было правильно. И вкус его крови...