Когда звезды спускаются на землю - стр. 5
– Наполни меня своей божественной силой, – шептала она, воздевая руки, – не дай вечерней мгле затмить мое сердце. Я преклоняюсь перед твоим сиянием, твоей животворящей энергией. Ты – моя жизнь! Ты – моя любовь! Я отдаюсь тебе всем своим существом!
Ее губы беззвучно шептали древние слова заклинаний, глаза закрылись, а тело внезапно затрепетало, будто по нему пробежал разряд молнии. Сначала это была легкая дрожь в кончиках пальцев, затем волна, прокатившаяся по всему телу, заставила выгнуться ее спину и сжаться пальцы ног. Она дышала прерывисто и глубоко, на ее бледной коже проступила испарина.
Это был экстаз, пик мистического соединения с божеством, ради которого она жила. Так продолжалось несколько минут, наполненных внутренним светом и трансом. Наконец, сила покинула ее, и она безвольно рухнула на грубый ковер, подобно срезанному цветку.Лежа, она несколько минут приходила в себя, слушая, как бешено стучит ее сердце – не от земной страсти, а от соприкосновения с безмерным. Наконец, дрожащей рукой она потянулась к низкому столику и взяла с серебряного подноса персик. Плод, символ жизни и плоти, который она всегда употребляла после ритуала, чтобы «заземлиться». Откусив небольшой сочный кусочек, она медленно прожевала его, ощущая, как сладость фрукта возвращает ее к реальности. Отложив недоеденный персик, она подошла к окну.
Полная луна, холодная и отстраненная, царила в небе. Арсея смотрела на нее с безмолвным вызовом. Луна была символом всего, что она отвергала: пассивности, женских таинств, связанных с кровью и деторождением, ночи, скрывающей лик ее бога. Ее тело, освещенное лунным светом, казалось мраморной статуей, воздвигнутой в честь дневного светила. Сделав резкий, отвращающий знак пальцами в сторону ночного светила, Арсея отошла от окна и легла на свое ложе. Усталость от пережитого экстаза быстро погрузила ее в глубокий, безмятежный сон. На ее губах застыла улыбка единения с богом.
Дверь в ее покои скрипнула с такой осторожностью, что звук был не громче падения сухого листа. В проеме возникла темная фигура Атара. Он был бос, его движения были плавны и бесшумны, как у пантеры, крадущейся за добычей. Дверь закрылась за ним, и он остался стоять в полной темноте, позволяя своим глазам привыкнуть к мраку, разбавленному лишь полоской лунного света от окна.
Затем он двинулся вперед. Его шаги были беззвучны. Он подошел к ложу и присел на самый его край, не нарушая пространства сна. Лунный свет падал прямо на лицо Арсеи, и Атар замер, завороженный. Длинные, темные ресницы отбрасывали легкие тени на ее бледные щеки. Прямой, изящный нос, губы, красиво изогнутые даже в полном покое, – в ее лице была хрупкая, почти неземная гармония. Ее худоба, которую Метера называла «излишней», была худобой юной ланки, готовой в любой момент сорваться в бег. Атар, видевший многих женщин в стенах храма, понимал, что эта девушка была иной. Ее красота была не для услады глаз, а для поклонения.
Он не стал будить ее. Его миссия была иной. Он должен был проникнуть в ее мир не как завоеватель, а как сновидение. Его пальцы, легкие и теплые, прикоснулись сначала к ее бровям, повторив их изгиб. Затем они скользнули по вискам к нежным, высоким скулам. Он чувствовал под подушечками пальцев бархат ее кожи, и его собственное дыхание стало глубже. Он очертил контур ее губ, не касаясь их, ощущая исходящее от них почти осязаемое тепло. Его рука, все такая же невесомая, опустилась ниже, скользя по длинной, изящной линии шеи к ключицам, а затем едва заметно, почти мимолетно, провела по округлости ее груди, чуть ниже соска.