Когда проснется игоша - стр. 4
А золотой песок внутри часов клубился, ссыпаясь в нижний сосуд, будто в черную пропасть. Внутри – и Купава, и Милица готовы были поклясться, что выдели это – таяли их собственные образы.
– Ключ. Замок. Язык. – бормотала старая мара, запечатывая заклятие внутри песочный часов. Убедившись, что ни одна золотая нить, сорванная из судеб девушек, не пропала, она улыбнулась: – Сделано, теперь ступайте…
Ветер бесновался вокруг, закрывая преступниц от всего света, но стоило маре сказать последнее слово, стих и рухнул камнем у ног старухи, свернулся там безвольным котенком. Стены раздвинулись.
– А что должны тебе? – всполошилась Милица.
– О том не волнуйтесь, свое я уже взяла… Ступайте! – поторопила их старуха, подталкивая оробевших девушек к выходу.
Девушки, не оборачиваясь, заторопились из шатра. Ноги стали будто ватные, едва передвигались, тяжесть легла на плечи. А потому обе шли, как во сне, покачиваясь, на неверных и слабых ногах.
– Ты чувствуешь это? – спросила Милица, когда они проходили мимо голодного огня, на этот раз он их пропустил равнодушно, словно уже взял свою плату с лихвой.
Купава покосилась на подругу:
– Чую… Да то не беда, наутро все пройдет, – не слишком уверенно заключила.
Милица кивнула – внутри себя она ощущала лишь пустоту.
Старая мара, усмехаясь, смотрела им вслед. Пель под ее ногами всколыхнулась, завилась крохотным смерчем, из которого выросла женская фигура. В темных волосах блеснули изумруды.
– Успела? – спросила коротко.
Мара кивнула в ответ. Она подняла вверх руку – от ее запястья тянулась сверкающая золотом нить, теряясь где-то за призрачными стенами шатра. Нить покачивалась не то от ветра, не то от движения той, чье слово она забрала. Мара громко расхохоталась, призывая тварей, все это время прятавшихся в темных углах шатра.
– Видели? Слышали? – спрашивала она. – Ну так идите, вы знаете свою работу!
Она выпрямилась и покосилась на гостью, подбоченилась:
– В тот раз не удалось, в этот уж я не упущу.
Гостья фыркнула.
– Я не за этим к тебе пришла…
Часть 1. Милица
После, пробираясь к своей светлице, Милица слышала приглушенные голоса отца и Митрия-приказчика, они спорили о чем-то. Стараясь двигаться бесшумно, чтобы не скрипнула ни единая половица, девушка остановилась у порога светелки— голоса лились снизу, отец с Митрием говорили из торговой лавки.
– Вдомёк не возьму, Чеслав Ольгович, почто и его-то на кон поставил?
Отец только горько вздохнул. Знакомо скрипнула под ним скамья:
– Да об чем толковать, Митрий? Будто пелена на глазах… Не упомню ничего.
– Может, морок какой?
– Да ежели и так, как докажешь? Говорю же тебе, Митрий…
И отец понизил голос, Милица не разобрала больше ни слова. Видно, ни отец, ни Митрий еще не ложились, раз за разом проговаривая беду да выискивая способ спастись. Не найдут – о том Милица догадалась еще днем, когда услышала на кухне про то, что отец проигрался в кости, будто все поставил на кон, да все и проиграл заморскому купцу. Отец и прежде впадал в азарт, бывала за ним такая слабость, да только больше дневной выручки не проигрывал, вовремя останавливался. Кухарка да горничная спорили, что теперь нового хозяина сыскать придется.
– Хорошо бы хоть до дома добраться, – сетовала кухарка, приехавшая с семьей из Ярославля на ярмарку. И всплакнула, добавив: – Не то на чужбине батрачить придется.