Код Акаши - стр. 21

– Делаю что? – спрашиваю я совершенно искренне.

Я не понимаю, о чем он. Зачем я разделась? Зачем обмазалась маслом? Зачем пристала к нему и провоцирую, сама не понимая, чего добиваюсь?

– Зачем сидите здесь каждый день, – отвечает голос, искаженный вокодером шлема. – И зачем масло?

Бинго. Третий пункт он предпочел опустить. И без того очевидно.

Не отступай, – подначивает меня каверзный голосок в голове. В любом случае сворачивать с намеченного пути уже поздно. Я или очень серьезно влипну, или получу какие-то ответы. Вариант добровольно-принудительного сношения с пришельцем исключать тоже не стоит. Не знаю, что насчет «серебряного чувака», но я, кажется, возбудилась от того, как ласково он обходится с моей спиной.

Это гребаный ад.

Но я не виновата, что в последний раз занималась сексом за год до того, как залезла в ванну со стаканом кровавой Мэри. Нет, может, и виновата. Но у меня была депрессия, а случайные кавалеры из «Тиндера», намекавшие, что раз они изволили заплатить за ужин, то я обязана его «отработать», не вдохновляли на дальнейшие эротические приключения.

В любом случае это не повод искать их здесь.

Ни с дикарями, ни с жуткими чудилами в скафандрах.

Нонсенс, что я вообще размышляю об этом и оправдываюсь, будто чужак может меня слышать.

Я поворачиваюсь к нему лицом, совсем позабыв, что продемонстрирую во всей красе предательски затвердевшие соски. Моим вниманием всецело завладевает его рука. Кожа гладкая – ни морщин, ни родинок, ни пигментных пятен, ни волосков, ни шрамов. Ногти чистые. Слишком чистые, словно он явился сюда прямиком из операционной.

– Я хочу меньше отличаться от остальных, – честно заявляю я.

– Зачем?

Какой глупый вопрос. Я пожимаю плечами.

– Мои соплеменники белые, – зачем-то сообщаю я, ступив на опасную территорию беспросветного вранья, в котором слишком легко заплутать, – а остальные здесь нет.

– Где живет ваше племя? – спрашивает «серебряный чувак».

И кто меня только за язык тянул?!

– На севере, – тут же нахожусь я.

Я всегда говорю так, если об этом заходит речь. «Север» – понятие растяжимое, мало ли, где он находится. Может, мы вообще живем под землей, в норах, как крысы. Вот и объяснение бледности кожных покровов и другим странностям. Я ловко придумала. Самой нравится.

Я жду реплику в духе «пиздишь ты, подруга, мы были на севере, и там никого нет», чтобы поведать в ответ свежую присказку про норы, но чужак молчит. Его бледный палец тычется мне в ключицу и ведет по коже, оставляя масляный след.

– Это тоже есть у каждого в вашем племени? – интересуется он.

Я опускаю глаза, пытаясь понять, о чем это он. Ключицы, как и соски, без сомнения, имеются и у других аборигенов, но…

Веснушки. Долбаные веснушки! Природа смилостивилась, осыпав ими только плечи и грудь, но я, раздевшись, сама явила их своему надзирателю.

Я теряюсь от вопроса, но вовремя вспоминаю, как обычно подвисает Лин, если ее спрашивают о чем-то, чего она не знает. У меня есть в запасе минута-другая, чтобы посидеть с бессмысленным лицом и подумать, как выпутаться.

– Д-да… – бормочу я. – У всех-всех.

– Как называется ваше племя?

Дьявол. Я не смогла придумать адекватное название для волкотигра, куда мне изобрести что-то для несуществующего племени?

Да еще и изобразить манеру изъясняться, принятую у дикарей. Сомневаюсь, что мой речевой аппарат вообще способен выдавать такой диапазон звуков. В результате я жалко блею себе под нос что-то нечленораздельное. Надеюсь, сойдет. Вроде как, маска кивает, удовлетворившись ответом.