Книга седьмая. Любительство - стр. 71

Я родился в Красноярске, не в самом уж и колхозе, в городе с населением 1 млн 200 тыс жителей, что вовсе не мало в мировом срезе. К тому же, у Красноярска есть пристроенное сбоку водохранилище размером со Словению. К примеру, в Америке по пальцам городов с большей численностью населения и без всяких водохранилищ.

Другое дело, что больше не значит лучше. Вовсе нет. Вон в Индии и Китае навалом этого добра. Хотя в мире полно политико-географических широт, где с виду и по численности сельские поселения на несколько десятков тысяч человек имеют всемирную притягательность, вроде Монако или Лихтенштейна.

Однако, в большинстве случае мелкое, значит захолустье. Пусть государстве Монако жителей столько же, сколько в том же городке Шарыпово, но вы лишь попробуйте взглянуть на фото тех уныло-сибирских мест хотя бы в Википедии. Надеюсь, старший брат Рината уже свалил оттуда, хотя бы во имя детей.

Другое дело, что в случае с Монако, даже коннотация слова «мо-на-ко» выглядит как-то благородно, будто исполнено аристократизмом, формульскими Гран-При и нашпиговано яхтами в бухте Монте-Карло. И это не пустой звук, нам ничего не кажется, это вибрации самого слова, а энергетика места настоялась вековым монаршим и знатным присутствием.

А ведь для столично-северных французов их же собственный юг, со всем его лазурным побережьем и Провансом – не более, чем сельская глушь. Только это глушь привилегированная с красными дорожками, Ниццей, Каннами, Антибами и сантропезовками, как Сочи (адлерско-красополянинские) для России, а не мракобесие таежное, из которого по большей части и состоит РФ.

Глядя на уныние российской глубинки, каким-то неописуемым местом внутри мы чувствуем апатию, низкую вибрацию. Словом, путешествовать в Шарыпово людям точно не захочется, разве что, если вы родом оттуда или из близлежащего г. Боготол с населением в 18 тыс. человек. Сверху вниз люди двигаются редко, хотя бывает, что и возвращаются в родные пенаты после завоевательского марш-броска в верхние эшелоны социальной миграции, но они не едут на уровни ниже.

Иными словами, уроженец Красноярска, окончив московскую ВШЭ еще может вернуться в миллионный Красноярск (испугавшись столичного социального соревнования) на родительские квартиры, как сделали некоторые одноклассники, но никому из них не могло постучаться в голову поехать, например, в Ачинск с населением в 100 тыс. чел.

Впрочем, один одногруппник Денис, уроженец Красноярска (1200 тыс. чел.), после университета получал статус судьи, и вакантное место нашлось на нижней ступени, поехал в окрестный (170 км от Красноярска) городишко Назарово (30 тыс чел). Миграция вниз все же бывает, но уже стратегическая, на госслужбе ты не выбираешь чаще всего. Хотя в целом-то ведь выбираешь ведомство ты сам, никто не тащит, как и я сам пытался выбрать ФСБ с их академиями и гарнизонами.

Думаю, в жизни некоторых людей неизбежно наступает момент (хотя бы лет в двадцать), когда внутренней личной энергии начинает хватать, чтобы бросить вызов судьбе, и двинуться по собственному маршруту даже вопреки мнениям окружения и уюту зоны комфорта. Таких фантастов достаточно, хотя по моему беглому подсчету не более 5–7% рискнувших людей уходят без возврата. Нечто подобное случилось со мной.