Китовая пристань. Наследие атамана Пугачёва - стр. 21
– Ноздри мне вырвали и клейма поставили не от моей вины. Не от наказания за разбои и воровство. По другой причине, – ответил старый разбойник.
– Отчего тогда? – удивлённо спросил Пугачёв.
– У царицы и вельмож закончились награды и атласные ленты, а наградить меня за долгую безупречную службу хотелось. Вот и вместо орденов вырвали мне ноздри, – дурашливо заявил мужичонка.
– Ох уж эти губернаторы, больше нет у них заботы, кроме той, что ноздри рвать. Любят они людей кнутьём бить, – спокойно заявил «император», не поддерживая шутливый тон каторжника.
Пугачёв взял лежащие рядом указы, переданные Хлопушей, распечатал. Посмотрел то один, то второй. Затем взял третий и четвёртый. Некоторое время подержал их в руках и, вызвав ближнего человека, приказал их сжечь без остатка.
– Ну и что, Афанасий, как поступим? В Оренбург вернёшься к губернатору с докладом о нашем войске или мне служить будешь? – уточнил Пугачёв, переглянувшись с одним из атаманов.
– Нет, ваше величество, в Оренбург не вернусь. Зачем мне, батюшка, обратно? Повесят! Желаю вашему величеству служить!
– Ну что. Дельно. Оставайся, пригодишься. Послужишь свободному народу. Деньги-то у тебя есть на жизнь? – уточнил «император», довольно улыбнувшись.
– Четыре алтына имею. Губернатор жаловал перед отправкой на войну с вами. Сказывал ни в чём себе не отказывать! Приказал тратить не жалея и с размахом. Сказал так: «На один алтын найми войско против бунтовщиков, на пол-алтына – одень и обуй войско. На следующие пол-алтына вооружи и пушек прикупи, на третий алтын напои и накорми. Четвёртый алтын – на всякий случай, особо не трать. После победы остатки от него в казну вернёшь», – очень серьёзно ответил каторжный.
– Вот балабол! – заявил Пугачёв под смех сидящих рядом с ним атаманов.
– Есть такой грешок, не скрою, – с улыбкой ответил Хлопуша.
– На вот семь рублей, купи себе справную одежонку. Если деньга кончится и хлеба не будет у тебя, приходи. Всё, пока ступай с Богом. Найди себе место в войске, – заявил «император» и приказал одному из атаманов взять вечного бродягу Хлопушу к себе в воинские порядки.
Прошло несколько дней. За это время войско переместилось ближе к Оренбургу. Да так приблизилось, что город был как на ладони.
Хлопуша от нечего делать слонялся по лагерю, ища себе достойное применение. Вдруг к нему подбежал один из атаманов «императора», а с ним ещё трое казаков.
Этот атаман приказал схватить бывшего каторжника и привязать к пороховым ящикам, обвинив его в том, что тот ходит и вынюхивает, сколько в войске имеется пороху и пушек. Кроме того, атаман потребовал соорудить виселицу с тем, чтобы немедля повесить предателя и лазутчика.
При этом Хлопушу ближние казаки атамана неоднократно и настоятельно просили сознаться в злых и предательских намерениях, обещая отпустить его, если скажет правду, на все четыре стороны.
Однако Хлопуша не стал разговаривать с палачами, дерзко плюнул им под ноги, не соглашаясь с обвинением, и похабно обматерил. Оправдываться не стал, посчитав оправдания ниже своего достоинства.
Несколько часов его держали на привязи, пугая страшными карами и угрозами. Вначале каторжник материл своих охранников, пускаясь во все тяжкие, затем замолчал, устав от злобства.
Но перед тем как прекратить свой матерный разговор, гордо и независимо заявил: «Вот что, братушки, делайте, как душа ваша желает. Уже и не знаю, где на этом свете правда есть. Губернаторские слуги ноздри выдрали и клейма на мне поставили как на собаке. Вы вешаете почём зря. Поступайте, как вам совесть позволяет. Больше мне нечего сказать вам. Бог вас рассудит, зверей».