Кирие Элейсон. Книга 6. Его высочество Буриданов осел. - стр. 31

– У него уже есть имя?

Альберих еще раз откинул занавески и вгляделся в сморщенное лицо младенца, активно добывавшего себе пропитание из белого сочного плода. Принцепс смотрел, как тот сосет молоко, и острейшая боль, как от холодной стали кинжала, вдруг пронзила его сердце. Он явственно ощутил свою связь с этим только что родившимся существом. Первый раз он взглянул на младенца с немалой долей брезгливости, но теперь смотрел на него и видел в нем самого себя. Ведь когда-то и он появился на свет в результате такого же преступления, когда-то и он так же беспомощно взирал на Свет Божий, не понимая, в чем он виноват, отчего мать так холодна с ним, отчего незнакомые люди, которым он не причинил зла, отпускают за его спиной грязные издевки. Нет, он не даст этому человеку, своему брату, сгинуть в этом мире, он получит блестящее образование, и настанет, обязательно настанет день, когда Рим будет гордиться им и славить его самого или его потомков.

Альберих сдержит слово, но также последовательны в своем отношении к ребенку и его потомкам будут наследники Кресченция.

– Его будут звать Деодат.

– «Божий дар»?

– Да, именно так. Именно таким для всех он явился на этот свет.

Кресченций поклонился, подчиняясь воле принцепса.

– У меня есть еще один вопрос, сенатор, – сказал Альберих и рассказал Кресченцию о просьбе брата Панталеона.

– Надо найти предлог отказать ему в исповеди, – сказал Кресченций.

– Тогда он будет волен исповедаться любому священнику. Наше счастье, что он заявил нам о своих намерениях.

– Значит, на остров он более не должен вернуться, – твердо заявил Кресченций и выразительно взглянул на Альбериха. Тот смешался и потупил взор.

– Ты можешь сделать это?

Кресченций отступил на шаг от Альбериха и взглянул на него с усмешкой.

– То есть мои люди недостойны нести охрану преступницы, но вполне достойны убить невинного монаха? Не слишком ли ты низко оцениваешь меня, Альберих? Не достаточно ли того, что по твоей воле были когда-то казнены наложницы Гуго и добрейшая служанка Ксения?

– Все это было сделано во имя наших целей… мой друг.

– Как сейчас оказывается, это были больше твои цели, мой друг. Ваша милость, дозвольте мне на сей раз уклониться от заманчивой перспективы утяжелить свою душу новыми грехами. А меня ждет милиция Рима, в лагере Гуго сегодня с самого утра бьет активная жизнь. Готовятся не то к штурму, не то к свадебному пиру.

– Прежде чем вернуться к Фламиниевым стенам, приказываю вам, сенатор, забрать кормилицу с ребенком, взять с собой брата Панталеона и передать их на попечение Теодоры. Монах передаст Теодоре мою просьбу о судьбе этого ребенка.

– Ваша воля будет исполнена, принцепс, – Кресченций сухо поклонился Альбериху. Трещина в отношениях, не так давно возникшая между давними друзьями, сегодня заметно увеличилась в размерах. Нет, Кресченций исправно выполнит высочайший приказ, но он и его дети впоследствии всегда будут испытывать глухую неприязнь ко всем потомкам Мароции, которые еще не раз и не два возвысятся над Римом, а однажды подобной чести удостоится, в том числе, и воспитанник сегодняшнего «подкидыша»29.

Альберих вернулся к своей свите, отдал распоряжения монаху и попрощался с ним, попутно вспомнив о просьбе Пантелеона.

– Я полагаю, Его Святейшество примет вас. Вы это заслужили.