Каторжник - стр. 14
Потянулись улицы нижегородских предместий. Набежали дети, и тут же бросились швырять в нас снежками. Взрослые, особенно женщины, напротив, подходили ближе, подавали хлеб и мелкие деньги. Арестанты истово, со слезой в голосе благодарили дарителей.
– Давай-давай, пожалостливей вой, бабы – оне такое любят! – учил неопытных арестантов Фомич. Я же лишь кривился на такое.
Наконец, показалась застава: изба с полосатым шлагбаумом, обозначавшая въезд в город. После долгой переклички нас пустили, наконец внутрь, и по не мощённым улицам мы побрели туда, где возвышался каменный нижегородский тюремный замок. На наших арестантов вид округлых каменных башен произвёл самое лучшее впечатление:
– Гляди, гляди, цельный дворец для нас тут заготовили! Вот уж где разместимся в лучшем виде! – пробежал по рядам возбуждённый говор. И только опытный Фомич не разделял этих восторгов:
– Не, робяты, не говори «гоп», пока не перепрыгнешь! Ищщо неведомо, как оно там унутри-то будет! Я, помнится, в прошлый-то раз тут неделю стоя спал…
И он, увы, оказался прав.
Здесь нас поместили на несколько дней. И, несмотря на внушительный вид этого острога, теснота тут оказалась просто неимоверная! Конечно, тюремный замок поражал своими размерами, и, казалось, бы, наша партия могла запросто разместиться тут с полным комфортом. Однако, как оказалось, острог уже был полностью забит собственными нижегородскими узниками, да так, что не было ни одной свободной камеры! И вот, когда мы, гремя цепями, вошли на тюремный двор, пришлось не только ждать, когда нас раскуют, но и еще дожидаться пока местное начальство освободит для вновь пришедших несколько помещений, распихав сидевших в них арестантов по соседним камерам.
Когда нас, наконец-то, развели по камерам, оказалось что места в них хватает лишь для того, чтобы стоять. Двое солдат буквально утрамбовали нас, как в автобусе, и оставили стоять. И действительно, здесь почти всем нам пришлось спать стоя, как лошадям. Ноги затекали мгновенно, а спать стоя было еще то мучение.
Увы, не оправдались и надежды на тепло. Каменные стены острога буквально источали ледяной зимний холод. В довершение всего, в остроге нам принялись брить полголовы, как положено арестантам.
В одно утро загремели засовы, и в камеру вошли капитан Рукавишников, еще два каких-то чина и тюремный доктор. Мы все, как положено, сдёрнули шапки.
– Отчего же они у вас не стрижены? – удивился один из местных офицеров.
– Да вот, в Москве в Бутырском замке не стали их брить! – пожаловался Рукавишников. – Такой уж попался там доктор – страшный либерал, отказал наотрез! Заявил, что по правилам на зимних этапах стричь их нельзя. Мол, головы у варнаков мёрзнут! Я говорю – а зачем же им тогла шапки? Нет, ни в какую! Так и не стали их брить, а у меня под Гороховцом один так и сбежал… – тут он покосился на меня – насилу отыскали и обратно водворили!
– Ну, хоть посекли для острастки? – добродушно спросил один из нижегородцев.
– Да посечь-то милое дело, но ведь не всегда же их поймаешь! Они и неклеймёные нынче почти все, и чего? Он скинул бубновый халат, и всё, – почитай, честный поселянин! А так, ежели полголовы обрито – всем и каждому сразу понятно, что за птица. Любой, кто посмелее только, сразу же его на съезжую и поволокёт!