Каторжник - стр. 12
Был он не высокого роста, худощавый и чуть горбился, и с большой растрепанной бородой.
– Глашка, – едва слышно прошептал он замерев на месте. – А ты тут чего? А как же хозяйство?
– А вот, так! – и она шагнув обняла его, тут же положив голову на его плечи. – А чего хозяйство, на старшего оставила. Собралась да за тобой. Куда ж ты без меня дуралей. Куда ты, туда и я!
Они так и замерли обнявшись, а на душе у меня как то тепло стало, и я тихонько раздвигая толпу вернулся к печке, все таки погреться хотелось.
Не без труда разожгли мы огонь, печь, действительно, отчаянно дымила, к тому же в ней не было ни вьюшки, ни топочной, ни поддувальной дверки. Зато, когда дрова всё-таки разгорелись, все арестанты с удовольствием смотрели на ярко-красные угли, несущие такое долгожданное тепло.
Вскоре объявился Сидорчук и захватив пару ссыльных, которые возвратились с огромным закопчённым котлом с пшеничной кашей. Её разложили на множество солдатских котелков, арестанты тотчас достали деревянные ложки и бросились шуровать ими. У меня ничего подобного не оказалось.
– Накося. Держи! – протянули мне широкую щепку. Ею то ешь а что поделаешь? – и пришлось черпать кашу, стараясь уберечь язык и губы от случайных заноз.
Несколько солдат задержалось с нами. Я воспользовался этим, чтобы подробнее расспросить – куда я попал и как зовут местное каторжанское начальство.
Оказалось, нашего конвойного офицера звали капитан Рукавишников. Солдат Сидорчук охотно рассказал, что тот – боевой офицер, отличился под Севастополем, имел ордена, но по ранению был отправлен в служить в конвойную службу.
– Как же его с орденами так сильно понизили? – удивился было я, но Петр не согласился.
– Ты што, милой? Охфицеры тут доброе жалование получают! Служба, конечно, тяжёлая, но и доходная очень: им и кормовые, и с арестантского содержания вашего кое-чего небось перепадает… Почитай, раза в три больше получают конвойные-то, чем в обычном линейном батальоне!
– А ваш брат чего имеет? – продолжил я распрашивать.
– Не, у нас одна служба. Только и знай, что с вами, варнаками, шарахаться туда-сюда. Ну мы дальше Нижнего не пойдём, сдадим вас там в острог, да и марш-марш обратно. А вас дальше Нижегородский линейный батальон поведет. Только капитан и пойдёт с вами, до самого Нерчинска!
– Слушай, а это что за тип был, что с капитаном давеча разговаривал? Не пойму, одет как арестант, а с ним на вы…
– Дворянин это осуждённый, – пояснил Сидорчук. – Им поблажка есть: дозволяется в санях кататься, не своим ходом до Сибири чапать.
Меня это конечно удивило. Не знал, что дворяне тоже ссылаются в Сибирь с простым народом. Нет, про декабристов я, конечно, слышал, но думал, что это была разовая акция, а тут, оказывается, это обычное дело.
– И за что его?
– Да кто знает? Он с нашим братом не откровенничает! – отмахнулся солдат.
Ночью сидя на нарах, когда суета улеглась, и я остался один наедине со своими мыслями. Я пытался уложить в голове, что нынче у меня новая жизнь, и я оказался в прошлом. И ни какой надежды на возвращение нет, а мне вспомнились последние мгновения моей жизни. Так то весьма интересно могло сложиться, если бы я попал в какого-нибудь дворянина и имел деревеньки крепостных.
«Мне бы водки речушку, да баб деревеньку. Я бы пил потихоньку и любил помаленьку» – вспомнился мне стих Есенина, а на губах заиграл улыбка.