Карантин. Анекдоты о Пушкине - стр. 3

«На территории идёт соревнование и отбор тех, кто готов уцелевать любой ценой, даже закапывая или уничтожая соплеменников. Такие готовы воровать сбережения ветеранов войны и труда, забивать святыни, подбрасывать фальшивые бюллетени в ящики для голосования. Если страну ещё можно спасти, примерно 2 миллиона преступников, замешанных в преступлениях, должны предстать перед судом, должны быть лишены нагло уворованных ими пенсий и невиданный зарплат, которые на деле вовсе не являются зарплатами – это криминальные изъятия из бюджета». Чиновники, попы, вояки – сколько их! Воз и маленькая тележка!

«Заговорили о Конституции. Говорить в моей стране о законах и конституции, как в пустыне Сахаре о снеге! Ещё конституция не принята, а царь уже устроил шоу непредставимое! Посмотрите, как они продавливают эти криминальные поправки к конституции, поправки, практически уничтожающие эту конституцию и превращающие её в пустую никчёмную бумажку! Лучше бы крестьян освободил всех! Ну, кроме моих, конечно! Мои – верные, не захотят свободы! Под крылом гения-людоеда не в пример как интересно жить! Я их как облупленных знаю! Сам ослобожу, как время придёт! В гробах! Гы-гы-гы!»

«Растление дошло до того, что они считают честных – маргиналами! Честность недаром не нравится этим криворылам! Честные люди напоминают мамонтов, за которыми бегает толпа оголтелых охотников с палками.»

Как любых преступников и диктаторов их уже интересует проблема продления жизни – по всей видимости, они стариканы и старухи надеются править вечно! Но Природа взяток не берёт, а мстить будет вашим внукам вечно! Да и им самим коптить под небесами долго не даст!»

«Разумеется, я люблю животных и детей. Сказать кому-то, что вы не любите животных и детей – всё равно, что сказать, что вы сын Калигулы или не сочувствуете каннибалам с острова Пасхи. Короче, сразу и навсегда положить конец своей карьере и признаться куче белобрысых и черно….., что ты – полный лох! Я не знаю, есть ли на острове Пасхи каннибалы, как о том вякнул в передовице „Морнинг Фак“ Клаус Паукс, есть ли Полиция Нравов в Калифорнии, но я знаю, как прописи, что детей у Калигулы не было. Столкнувшись с этой пропагандою, все мгновенно полюбили животных и детей. Ныне я под страхом смерти просто обязан сочувствовать любой девочке-инвалиду или бездомной кошечке с оторванной лапой. Слезодробительные сообщения газет о тех и других наезжают друг на друга, и если бы я не знал, что снимающие их к детям совершенно равнодушны и любят только деньги, я бы уверовал, что они и в самом деле любят детей. Любовь к детям зашла столь далеко, что животных занесло даже в конституцию моей страны. Теперь слово конституция надо писать с большой буквы, несмотря, что ныне это – свалка нелепых и враждебных человеческой природе сумбурных тезисов. Впрочем, я не удивлён. Туда же занесло и Бога, которого я в отличие от солнца должен писать почему-то с большой буквы. Только недавно попавшая мне на глаза Библия продемонстрировала мне невиданное – солнце там пишется с маленькой буквы! Увидев это, я сначала рассмеялся! Увы, я долго считал иных людьми! И вот они сами опровергли это! Это умаление источника нашего существования, источника существования миллионов видов существ, на протяжении миллионов лет населяющих Землю, способно потрясти. То, что называется сейчас умниками „Окном Овертона“ – жалкое игольное ушко, через которое к нам в жизнь проникает всякая зараза, игольное ушко, а не окно, не провал растления и перелицовки. Меня слово „Бог“ с большой буквы на фоне малюсенького в голове христиан, скукоженного и жалкого Солнца уже ничуть не шокирует, улыбаясь про себя, я просто ставлю большую букву „Б“, подразумевая под ней совсем не то, что подразумевают наивные любители „Бога“. Правда, как могут сомневаться эти обитатели сумрачного ада своих предрассудков ничтожества в том, что какое-то жалкое солнце, обладающее силой в каких-то ничтожных девять миллиардов водородных бомб в секунду может соперничать с их всесильным прибитым к палке божеством, или с их великим „Богом-Отцом“, которого никто никогда не видел и наверняка никогда нигде не увидит…»