Капли Персиковой реки - стр. 7
– Пошел, идол!
Заметно повеселев, друзья свернули во двор. Поднялись по черной лестнице на последний этаж. Чпокнула пробка, забулькал портвейн, переливаясь в стакан. За окном рябила в глазах панорама ржавых крыш. По грязному стеклу сползали жирные снежинки, тут же тающие от хлестких капель дождя. Ноябрьская оттепель напоминает весну, Ася не могла чувствовать запахи, но судорога счастья пронзила вспышкой ее мозг, сердце бешено взбрыкнуло и тут же стало стучать в четком ровном ритме. И ее осенило – да она же пьяная от фантастического извне, этого вина из пыльной бутылки, которого ей никогда не суждено попробовать. Ася испугалась от того, что ей стало так хорошо…
После первой бутылки парни закурили. Они обсуждали грядущий Новый год и «махач с люберецкими».
– Рустик, я бухая!
– Радуйся…
– Про что они говорят, какой махач?
– Сегодня люберецкие приедут. Типа, Питер пиздить.
– А кто это?
– Московские культуристы тупые и борзые.
– Мы это увидим?
– Немножко…
Вторая бутылка кончилась быстро. Решили идти на какую-то «скамейку»…
Вот оно прошлое, двадцатый век! Асе все больше нравился этот черно-белый мир, который блистал сотнями оттенков. Не было машин и «узбеков», друзья переходили улицу не оглядываясь.
В глубине сквера, у стены без окон, мальчишки и девчонки сидели на спинке скамейки. Одна девочка держала на коленях небольшую пластиковую коробку с кнопками и динамиком. Из коробки играла довольно зажигательная музыка, писклявый голос пел на русском языке про островок, «щедро подаренный судьбой». Звук был препаршивый, но Ася, как истинный меломан, вся превратилась вслух. Неожиданно, один парень, увидев Макса и компанию, громко заорал:
– Блядь, вчера с Дюзом нажрались!..
Дальше, что-либо услышать стало невозможно. Кто-то смеялся, и все говорили одновременно. Ася вглядывалась в новые лица. Мальчишки небритые, мохнорылые, у некоторых длинные, крашенные в мерзкий желтый цвет, челки. Все в стремных куртках. На лацканах странные значки – алюминиевые кружочки без всякого принта. На кружочках следы наждачной бумаги, то есть рисунки тщательно удалялись. Наверное, какой-то протест…
Девочки в широких пальто на гигантских пуговицах, из-под воротников вязаные «трубы», все в одинаковых нейлоновых сапожках красного цвета.
Между тем, разговор скатился снова к загадочным «люберецким». Авторитетный юноша, который «с Дюзом нажрался», утверждал, что «будут все тусовки» и, что неизвестно еще приедут или нет эти люберецкие, их ждут целую неделю. Еще из обрывков разговора Ася узнала, что друзей Макса зовут Ляпой и Смитом. Красивый мальчик с красным лицом – Дюз. Он мало разговаривал и совсем не улыбался, ему было плохо.
– Ладно, мы к Циркулю. Не прощаемся.
Макс, Ляпа и Смит пошли дальше. На Невском проспекте вспыхнули уличные фонари, витрины налились электрическим светом. Казалось, искусственный свет только сгущал темноту сумерек. Думская улица была аккуратно заставлена одинаковыми смешными автомобильчиками с круглыми фарами. Просто и элегантно, подумала Ася, разглядывая улицу, не помойка, как сейчас.
Аркаду Гостиного двора совсем было не видно из-за деревьев и огромных портретов стариков с медалями. Ася уже по привычке встрепенулась и напрягла зрение – здесь, между деревьями, что-то происходило.
Молодые мужчины кучковались по два – три человека, дурковали, один изображал обезьяну, что-то рассказывая, чуть согнув колени и делая руками колесо. Все они были в ярких пижонских куртках, явно сшитых не в этой стране. У некоторых на плечах спортивные сумки. Они, как-то резко отличались от толпы и компании на скамейке. Ася слышала: