Каменная сладость прощения - стр. 21

– Я простила его. – Я сжимаю ее руку. – Но хорошо, что ты об этом сказала. Наверное, Джеку не стоило мне признаваться. Некоторые тайны лучше не раскрывать.

Дороти вскидывает подбородок:

– Например, те, что связаны с твоей матерью?

Я съеживаюсь:

– Я никогда не говорила ни о какой тайне.

– И не надо было. Ханна, мать просто так не бросит своего ребенка. Ты уже отправила ей свой Камень прощения?

Мне становится грустно и горько.

– Она не писала мне писем, я узнала от Джулии.

Дороти тихо фыркает:

– А тебе не приходит в голову, что отец мог ничего не сказать своей подруге?

– Дороти, мне нужно время, чтобы обдумать это.

– Пока не зажжешь свет повсюду, чтобы отступила тьма, никогда не сможешь отыскать дорогу. Так говорит Фиона Ноулз.

По дороге домой я заезжаю в «Гайз» на Мэгезин-стрит и покупаю еду навынос. Потом стою в сумерках у себя на кухне, тупо уставившись на светящийся экран ноутбука, и поглощаю сэндвич «По’бой» с жареными устрицами и картофель фри.

Пока не зажжешь свет повсюду, чтобы отступила тьма, никогда не сможешь отыскать дорогу. Слова Дороти – или Фионы – приводят меня в смущение. Каково это – ощущать, что совесть твоя не запятнана, а ты чистый, достойный человек?

Черт! Зачем забивать себе голову? Можно подумать, моих проблем на работе и в личной жизни мало для того, чтобы бизнес «Гайза» процветал. Я подхожу к холодильнику и открываю дверцу морозильной камеры. Вглядываюсь в морозное нутро, пока не замечаю то, что мне нужно: кварту карамельного мороженого с морской солью. Тянусь за ним, но в последний момент останавливаю себя. С силой захлопываю дверцу, жалея, что не могу запереть ее на замок. В телевизионном бизнесе калории – разрушители карьеры. Хотя Стюарт пока не решился принести в мою гардеробную весы, он ясно дал понять, что горизонтальные полосы не для меня.

Возьми же себя в руки!

Я бросаю бумажные обертки в корзину для мусора и иду в гостиную. За французскими дверями на балкон день медленно превращается в вечер. Семьи садятся за обед, мамы собираются купать малышей.

Мои мысли сами собой переключаются на Джека. Уверена ли я, что сказала сегодня Дороти правду? Не признайся мне тогда Джек, я не узнала бы о его измене и мы были бы уже три года женаты. Он работал бы ресторанным консультантом здесь, в Новом Орлеане, а не в Чикаго. Нашему первому ребенку мог исполниться год, и мы подумывали бы о втором.

Зачем ему надо было все испортить? Эми была его стажером! Двадцать лет, черт побери! Не стоит поддаваться эмоциям. Хотела бы я, чтобы он утаил от меня правду? Не могу ответить. К тому же теперь я уверена, что все к лучшему. Тогда я не встретила бы Майкла. А с Майклом мне лучше, чем было с Джеком. Конечно, Джек был милым, и с ним я много смеялась. Но Майкл – моя судьба. С ним мне тепло, он умный, а то, что у него мало свободного времени, в какой-то степени гарантирует верность.

Я замечаю на стуле свою сумку, которую я недавно бросила туда. Подхожу и вынимаю из сумки маленький мешочек. Мне на ладонь высыпаются камешки. Перебирая их, как четки, я иду к столу и достаю лист бумаги.

Чувствуя, как сильно колотится сердце, я пишу первое слово:

Делаю глубокий вдох и продолжаю:

Рука дрожит так сильно, что я не могу писать. Откладываю ручку и встаю со стула. Нет, не могу!