Как жить с французом? - стр. 35
Вместо голубей в этом городе – павлины, которые развелись здесь в пятидесятых годах прошлого века, когда в деревеньке Сен-Тропе стали приобретать дома экзальтированные американские миллионеры. Одичавшие птицы бродят в парке, окружающем Цитадель, в поисках зёрнышек и насекомых. Павлины абсолютно непритязательны в еде и из любопытства едят всё, что видят – как и мне надлежало бы вести себя в Провансе. Мы извели на них половину запаса сэндвичей: если поторговаться, за большой кусок они распускают хвосты.
По возвращении меня переполняли впечатления, но поделиться ими было не только нечем (словарный запас до впечатлений не дотягивал), но и не с кем. Восторгов бы не разделили. Жители Южной Франции не любят Сен-Тропе – за павлинов, за ламборгини, но главным образом за то, что он задает непосильные цены на недвижимость всему региону. Поэтому я ела салат из горошка с морковкой и придумывала предлог, чтобы сбежать из-за стола. Похоже, в этих краях приёму пищи придавали совсем иное значение, чем у меня на родине.
***
Старший Мийе – личность неординарная. Крепкий, коренастый, похожий на мавра, он производит настораживающее первое впечатление. Он очень быстро говорит, по-солдатски шутит и громко смеется. Где бы он ни появлялся, его тут же окружает толпа подростков: сидя на заслуженной пенсии, Мийе-старший ведет секцию юных спасателей. Его стараниями Гийом сдал на сертификат подводного плавания PADI, прошел курс по прыжкам с парашютом, научился ставить палатку за шесьдесят секунд и готовить деликатесный ужин из консервов. К тому же папа моего французского друга – натура увлекающаяся: в то лето его подвижным умом владела идея покупки надувного дома, который в спущенном состоянии помещается в карман походного рюкзака, а расправленный воздушным потоком превращается в трёхкомнатное (!) строение с крыльцом, встроенной кроватью и наличниками.
Хобби Мийе-старшего – пешие прогулки. До Испании. Если в пути его застигает дождь, он садится на поезд, едет домой переждать ненастье, а потом возвращается в пункт Икс с новыми силами и запасами провианта. Так, швом «назад-иголкой», он уже пару раз добирался до Сантьяго-де-Компостела.
О чем же мы, два заядлых путешественника и любителя пеших прогулок, могли говорить, как не о погоде? О-о, эту тему мы проходили! Сейчас-то я поражу его чистым французским прононсом, за который меня так хвалили на курсах.
– Кель бо там, – говорит он, имея в виду, что стоит хорошая погода.
– Уии, мэ трэ ша, – бойко отвечаю я, да, мол, только очень жарко, и мысленно хвалю себя за то, что в кои-то веки не перепутала французское «мэ» и итальянское «ма».
– Трэ ша? – округляет глаза Мийе-старший. – Кель ша?
– Ну, ша-а, – повторяю я, обмахиваясь для наглядности.
– Сё ша? – показывает он на спящую белую кошку.
– Но! – в отчаянии мотаю я головой. – Ша-а-а! – оттягиваю ворот майки и высовываю язык.
– А тю аллержи о ша?! – на его лице появляется беспокойство.
– О Господи, да нет же! Ша, хот, жарко!
– Ей жарко, – переводит вовремя появившийся Гийом.
– Да, именно, – подпрыгиваю, видя на лице папы Мийе просветление. – Я же и говорю, трэ ша!
– Шо! Трэ шо-о-о! А ты ему талдычишь «очень-очень кошка».
Ах, эта московская привычка акать и вообще невнимательно относиться к окончаниям! Все последующие утра начинались с лукавых расспросов, не донимали ли меня ночью кошки.