К Полине - стр. 7

– А вы правда сможете отремонтировать? – спросил Хильдебранд, идя вслед за Фритци, а мальчик удивлённо огляделся, когда этот бас отразился эхом от шёлковых обоев, источенных молью.

– А тут правда есть привидения? – спросила Фритци.

– Зимой тут холодно в вестибюле. Ветер дует с Северного моря, разгоняется над болотом и прямо в дверь.

– Можно пустить на дрова пианино.

Хильдебранд вспомнил ту женщину, для которой он когда-то играл на этом пианино. Клавир был редким старым чудовищем с непомерным корпусом, в котором раньше скрывалось устройство для автоматической игры, позднее удалённое. Та женщина однажды утром уехала, не дав Генриху никаких объяснений. С тех пор в столовой больше не звучала музыка.

– А он много кричит? – спросил Хильдебранд, отдавая ребёнка матери. У него билось сердце, потому что он боялся выронить дитя и одновременно раздавить его в ладонях. Фритци взяла Ханнеса на руки.

– Никогда.

– Хорошо.

– Но некоторые доктора этим недовольны.

Хильдебранд отмахнулся. Он не очень-то доверял докторам, они спасают тебе жизнь и при этом запрещают жить.

– Так вы, значит, берёте комнату? – спросил он.

Фритци вышла в вестибюль, сквозь входную дверь, которую Генрих Хильдебранд оставил открытой, на звездчатый паркет красного дерева падал свет позднего лета.

– Нам надо ещё раз обсудить цену, – сказала Фритци.

Генрих Хильдебранд посмотрел на мать с сыном, этих двух детей, чьи тени падали в его сторону и дотягивались до нижних ступеней лестницы. Солнце подсвечивало сзади волосы женщины. Он видел её тонкие, длинные ладони, недавно заживший пузырь на внутренней части большого пальца. Генрих Хильдебранд знал, что такие пузыри возникают только у того, кто никогда не держал в руках молотка. Эту виллу ей не отремонтировать. И теперь она хочет ещё и понизить плату. К своему собственному удивлению он расхохотался, да так громко, что удивились даже привидения в своих укрытиях.

– А мебели у вас много? – спросил Генрих Хильдебранд.

– Один матрац, но в свёрнутом виде он у меня умещается на багажник.

– Сегодня будет дождь. Возьмём джип.

– Откуда вы знаете про дождь?

– А это я открою, если вы сможете мне доказать, что варите приличный джем из сливы.

В их первую зиму на торфяных болотах Фритци возвращалась ночами с работы на велосипеде. Сын сидел в рюкзаке, завёрнутый в овчинную куртку Хильдебранда, которую она нашла в кладовке виллы. Ветер так жёстко кусал Фритци за лицо, что у неё трескались губы. Генрих Хильдебранд грел себе носки на камине, а мысли отогревал на старой записи симфонии Воскресение Густава Малера, когда Фритци вошла в дом. Он взглянул на её окровавленные губы и сказал, что ей не обязательно тащить в дом всю снежную крупу мира. И что ей не надо вечно вкалывать на Нетто и ехать в буран на велосипеде, иначе её лицо через пару лет превратится в воронку от бомбы, а это никому и ничем не поможет. И слышала ли она когда-нибудь про Нижнесаксонское земельно-болотное ведомство?

Он позаботился о том, чтобы Фритци оформили как его ассистентку, и с этого момента при всяком удобном случае называл её «адъютанткой». Вскоре она уже тряслась на джипе по дорогам торфяников с сыном на пассажирском сиденье, собирала пластиковый мусор и, полная юношеского воодушевления, пилила деревья циркулярной пилой. Диких туристов она не трогала, но советовала им не разбивать палатки под сухими берёзами, а пустые консервные банки, пожалуйста, увозить с собой. Фритци знала от старого Хильдебранда, как опасны бывают мёртвые полые берёзы, потому что иногда падают от малейшего сотрясения. Она знала, что приближается дождь, когда ветер задувает с запада, низко над землёй, закат красный, а птицы прячутся в укрытия. Она умела отличать ужа обыкновенного от веретеницы, знала, что сойки страшно любят жареный арахис и что журавли поют дуэтом, когда предостерегают друг друга от людей. Маленький Ханнес однажды так разволновался от такого дуэта, что сделал свои первые шаги, желая послушать это пение поближе.