Измена и развод на десерт - стр. 3

– Виктор Павлович, я… – голос срывается. – Я всего одну ночь. У меня обстоятельства…

– Людмила Сергеевна, не усугубляйте. Соберите вещи. Расчёт получите в понедельник.

Он разворачивается и уходит. Даже не взглянул на меня.

Сижу, не в силах пошевелиться. В ушах звенит. Или это кровь так стучит в висках? Уволена. За то, что переночевала в офисе. Даже не украла ничего, не напилась, не устроила дебош. Просто спала в кресле…

Второй раз за сутки собираю вещи. Руки совсем не слушаются.

Выхожу из офиса со всем своим скарбом вообще не понимая, что делать дальше. Охранник Коля смотрит сочувственно, но молчит. Все молчат. Будто я заразная.

На улице солнце бьёт в глаза. Июль, жара, асфальт плавится. А я стою посреди тротуара со всеми своими вещами и думаю: это дно? Или можно упасть ещё ниже?

Прохожие обтекают меня, как речная вода камень. Никому нет дела до моих забот. У всех свои проблемы.

Сажусь на скамейку возле офиса. Достаю телефон. Кому позвонить? Кто поможет? Слепо листаю телефонную книгу.

В голове всплывает слово, как спасательный круг, брошенный утопающему.

«Курлыки».

Нижние.

Это не болезнь. Это деревня. Там дом бабушки. Где я не была целых десять лет после ее смерти.

Закрываю глаза, пытаюсь вспомнить. Белёный домик с голубыми ставнями. Печка русская. Сад с яблонями. Колодец во дворе. Бабушка в цветастом переднике: "Людочка, иди блинов поешь!". Слёзы снова наворачиваются.

Дом там стоит. Должен стоять.

Конечно, за десять лет там сейчас… Крыша течёт, наверное. Мыши. Нет, крысы. А может, и летучие мыши на чердаке поселились. Тараканы точно есть. У них, похоже, постоянная прописка во всех заброшенных домах.

Но это крыша над головой. Четыре стены. Место, куда можно приехать и упасть. И, может быть, собрать себя по кусочкам.

Тащусь к остановке. Тяжело. Жарко. Пот течёт по спине, майка липнет к телу. Но я иду. Шаг. Ещё шаг. Ещё.

Какая-то бабулька с сочувствием смотрит на мои пожитки:

– Переезжаете, милая?

Хочется рассмеяться. Или разрыдаться. Переезжаю. Из нормальной жизни – в полную неизвестность.

– Да, – говорю. – Переезжаю.

Выбора нет. Вариантов – ноль.

Электричка грязная, пахнет потом и перегаром. Сажусь у окна, пакеты запихиваю под сиденье.

Поезд трогается. За окном мелькают пригороды, потом – поля. Я еду. Куда? Зачем? Что буду делать в заброшенном доме?

Не знаю. Знаю только, что других вариантов нет. Что я устала. Что мне страшно. И что слёзы снова подступают к горлу.

Просыпаюсь оттого, что затекла шея. Кресло в бухгалтерии явно не предназначено для ночёвок – спинка откинута под неправильным углом, подлокотники впиваются в рёбра. Пахнет пылью и старым кофе.

Первые секунды не понимаю, где я. Солнечный луч пробивается сквозь занавески в ромашках. Наш главбух Антонина Семёновна выбрала их лично, сказала, что они создают уют. Сейчас эти ромашки смотрят на меня с немым укором: "Что ты здесь делаешь, милочка?"

А что я делаю? Ах да. Ночую в офисе, потому что муж выставил меня из дома вместе с чемоданами.

Сердце сжимается от этой мысли, как будто кто-то стиснул его в кулаке.

Но запах пыли слишком реален. И затёкшая шея тоже. И мои вещи, сложенные у стены самое, убедительное доказательство того, что кошмар продолжается.

Встаю с кресла. Спина скрипит, как старая дверь. В висках пульсирует боль. Вчера я так и не поела, только выпила воды из кулера. Желудок сводит от голода, но даже думать о еде тошно.