Измена и развод на десерт - стр. 5
Конечно, за десять лет там сейчас… Крыша течёт, наверное. Мыши. Нет, крысы. А может, и летучие мыши на чердаке поселились. Тараканы точно есть. У них, похоже, постоянная прописка во всех заброшенных домах.
Но это крыша над головой. Четыре стены. Место, куда можно приехать и упасть. И, может быть, собрать себя по кусочкам.
Тащусь к остановке. Тяжело. Жарко. Пот течёт по спине, майка липнет к телу. Но я иду. Шаг. Ещё шаг. Ещё.
Какая-то бабулька с сочувствием смотрит на мои пожитки:
– Переезжаете, милая?
Хочется рассмеяться. Или разрыдаться. Переезжаю. Из нормальной жизни – в полную неизвестность.
– Да, – говорю. – Переезжаю.
Выбора нет. Вариантов – ноль.
Электричка грязная, пахнет потом и перегаром. Сажусь у окна, пакеты запихиваю под сиденье.
Поезд трогается. За окном мелькают пригороды, потом – поля. Я еду. Куда? Зачем? Что буду делать в заброшенном доме?
Не знаю. Знаю только, что других вариантов нет. Что я устала. Что мне страшно. И что слёзы снова подступают к горлу.
Глава 3
Электричка выплёвывает меня на платформу, как косточку от вишни. Ноги гудят, спина ноет, а в голове крутится одна и та же мысль: "Что я здесь делаю?". Как я попала в ту часть вселенной, что в самой жопе?
Иду по разбитой дороге. Перед поворотом на нашу улицу останавливаюсь. Сердце сжимается. Сейчас увижу дом, в котором провела большую часть детства. Бабушкин дом. Моё последнее убежище.
Останавливаюсь.
Ноги словно врастают в землю. Дом – почти призрак.
Крыша провалилась в двух местах, как щёки у беззубого старика. Почти все окна выбиты. Смотрят на меня чёрными глазницами. Калитка покосилась. Помню, как бабуля опиралась на неё, провожая меня в город последний раз.
Теперь сад одичал. Яблони, которые бабушка холила и лелеяла, превратились в спутанный клубок веток. Малинник разросся в непроходимые джунгли. Грядки исчезли под бурьяном. Крапива в человеческий рост жжётся даже на расстоянии, лопухи размером с зонтики, полынь… Сорняки победили
"Приезжай, внученька. Дом тебя всегда ждёт."
Дом ждал. И не дождался.
Хватаюсь за покосившийся штакетник – краска облупилась, дерево трухлявое, крошится под пальцами.
Я стою у ворот и понимаю – всё. Это точка. Конечная. Дальше дороги нет.
Слёзы катятся сами – солёные, горячие, настоящие. Вою, как собака. Как выла бабушкина Жучка, когда хозяйку увезли в больницу.
Закрываю лицо руками. Ладони пахнут ржавчиной от калитки и горем – оказывается, у него есть запах. Горький, как полынь.
В голове прокручиваются последние сутки. Вещи на лестнице. СМС от мужа. Ночь в бухгалтерии. Увольнение. И вот – финал. Разрушенный дом, который должен был стать спасением.
– Бабушка, прости меня, – шепчу, глядя на покосившееся крыльцо. – Прости, что не приезжала. Что не уберегла твой дом. Что оказалась такой никчёмной внучкой…
Вдруг слышу скрип калитки. Поднимаю голову – надо мной стоит старуха в цветастом платке. Маленькая, сухонькая, как гриб-боровик. Смотрит на меня светлыми, выцветшими от возраста глазами.
Если бы меня не парализовала от шока и паники, я бы точно перекрестилась.
– Людка, ты, что ли? – скрипит бабуля, а я киваю, не в силах говорить. – Да тьфу на тебя! Думала бабка твоя двадцатилетним призраком в дом вернуться решила. – её ладонь ложится на моё плечо. Сухая, шершавая, но тёплая. – Ох, милая… Ну что ж ты убиваешься-то так? Дом – это стены. А ты живая. Живая ведь?