Измена и развод на десерт - стр. 2
Справляюсь со сборами быстро. Получается чемодан, рюкзак и небольшая сумка.
– Э! Людка! А хлам этот, кому оставила?!
– Это вам баб Нин! – торжественно вкладываю ей в ладонь свои красные трусы. – Наудачу. Вдруг поможет. А за уборкой это в двадцать восьмую позвоните!
Баба Нина орет мне в спину крайне изобретательным матом, а я, не слушая, спускаюсь по лестнице.
Но ничего. Я ещё покажу им всем. И Мише. И его мамочке. И соседям-зевакам.
Это ещё не конец. Это только начало.
Глава 2
Просыпаюсь оттого, что затекла шея. Кресло в бухгалтерии явно не предназначено для ночёвок – спинка откинута под неправильным углом, подлокотники впиваются в рёбра. Пахнет пылью и старым кофе.
Первые секунды не понимаю, где я. Солнечный луч пробивается сквозь занавески в ромашках. Наш главбух Антонина Семёновна выбрала их лично, сказала, что они создают уют. Сейчас эти ромашки смотрят на меня с немым укором: "Что ты здесь делаешь, милочка?"
А что я делаю? Ах да. Ночую в офисе, потому что муж выставил меня из дома вместе с чемоданами.
Сердце сжимается от этой мысли, как будто кто-то стиснул его в кулаке.
Но запах пыли слишком реален. И затёкшая шея тоже. И мои вещи, сложенные у стены самое, убедительное доказательство того, что кошмар продолжается.
Встаю с кресла. Спина скрипит, как старая дверь. В висках пульсирует боль. Вчера я так и не поела, только выпила воды из кулера. Желудок сводит от голода, но даже думать о еде тошно.
Иду к зеркалу в углу кабинета. Господи, на кого я похожа! Глаза опухшие, тушь размазана. Волосы торчат во все стороны, как у домовёнка Кузи. Пытаюсь пригладить их руками бесполезно.
В сумочке нахожу влажные салфетки, стираю остатки вчерашней войны с лица.
Руки дрожат. Не от холода. Июльское утро уже врывается духотой в приоткрытое окно. От осознания. От страха. От полной растерянности.
Что теперь? Куда идти? К подругам неудобно. У Ленки ребёнок маленький, у Светки свекровь живёт.
Желудок снова скручивает. На этот раз не от голода – от паники. Денег почти нет. На карте тысяч пять с копейками. Зарплата только через две недели.
Заначка сейчас могла бы очень выручить, но свекровь не положила. Или "забыла". Чтоб жизнь мёдом не казалась.
Сажусь обратно в кресло. Ноги не держат. В груди разрастается паника, как чернильное пятно на белой блузке. Пять тысяч на две недели. И жить негде.
Слышу шаги в коридоре. Сердце проваливается куда-то в желудок. Рабочий день начинается в девять, сейчас только половина восьмого. Кто это может быть?
Дверь распахивается без стука. На пороге – наш директор Виктор Палыч. Лицо у него крайне недовольное.
– Людмила Сергеевна, – начинает он, и я понимаю – всё плохо. Он никогда не называет меня по отчеству. Обычно просто "Люда" или "Людочка". – Это что за цирк?
Молчу. Что тут скажешь? "Извините, Виктор Павлович, муж выгнал из дома, а мне некуда идти"? Жалкая я. Такая жалкая, что самой противно.
– Охрана доложила, что вы здесь ночевали, – продолжает он, и щёки его наливаются краской. Теперь он похож на варёную сосиску. – Это офис, а не отель! Не общежитие! Что люди подумают?
Какие люди? Хочется спросить. Но я молчу.
– Я не могу допустить… – он запинается, трёт лоб. – В общем, мы вынуждены с вами расстаться. Немедленно.
Что? Слово бьёт под дых, выбивает остатки воздуха. Увольнение? Сейчас?