Изломы судеб. Роман - стр. 60
– Не положено! – сказали Каменеву во внутренней тюрьме на Лубянке и отобрали портрет.
Год провел Каменев в тюрьме. Затем его вывели главным обвиняемым по делу об организации антисоветского заговора. Привезли в Москву и бывшего первого секретаря Ленинградского обкома партии, соратника Ленина – Зиновьева и старого друга Каменева, уже не один год сидевшего в лагере. Поначалу друзья упорствовали. Однако путем физических и физиологических пыток их быстро сломили. Сталин пообещал сохранить жизнь обоим. Суд длился меньше недели. Хозяин велел Николаю Александровичу присутствовать на заседаниях и докладывать, как вели себя подсудимые, не отказываются ли они от данных на следствии показаний, все ли гладко в слушании дела, нет ли в нем каких-либо нестыковок. Пожелтевшие, похудевшие, отекшие от избытка соленой пищи при полном отсутствии воды подсудимые покорно отвечали на вопросы прокурора и членов суда. Рядом с ними на скамье подсудимых сидели следователи, следившие, чтобы те отвечали четко, и не вздумали отказаться от данных на следствии показаний. Затем был приговор – расстрел. Вечером Николай доложил об итогах суда Сталину. Тот приказал присутствовать на казне Ягоде и Паукеру. Ночью осужденных отвезли к месту расстрела. Утром Ягода с Паукером прибыли с докладом к вождю. Там же находились Лебедев и Власик.
– Ну и как они встретили смерть? – спросил Хозяин.
– Каменев – спокойно. Как вел себя Зиновьев – покажет Паукер, – кивнул на подчиненного Генрих Григорьевич.
– Ах, нет! – заломив руки, закатил глаза Паукер. – Вызовите сюда, немедленно вызовите Иосифа Виссарионовича! Позвоните товарищу Сталину!
Ахая и завывая, Паукер, опустился на колени, принялся хватать за сапоги Лебедева и Власика. Раздался оглушительный хохот Хозяина, смеявшегося крайне редко. После Сталин неоднократно на банкетах и посиделках в узком кругу требовал от Паукера показать последние минуты жизни своего политического оппонента.
Затем последовал так называемый второй Московский, суд над маршалом Тухачевским и рядом военачальников – героев гражданской войны. Он шел по сценарию первого Московского процесса над Зиновьевым и Каменевым. С отрепетированными ответами на вопросы, следователями рядом с каждым из подсудимых, газетами в руках последних, залами с публикой, требовавшей: «Заговорщиков и предателей расстрелять как бешеных собак!»
Николай Александрович знал всех подсудимых. Кого-то некогда охраняли его подчиненные, кого-то он видел на кремлевских банкетах, парадах, спортивных праздниках. Ну а теперь они сидели измученные пытками в стареньком красноармейском обмундировании. В отличии от штатских, фигурировавших на втором Московском процесс, военные отказались от данных на следствии показаний.
– Меня вынудили дать показания под пытками! – заявил Тухачевский.
– Из меня выбили показания! – выкрикнул подсудимый Якир.
– Подписал протоколы допросов после пыток, – добавил еще один герой Гражданской войны Уборевич.
– Ладно, разберемся! Продолжаем слушание дела! – оборвал их председатель трибунала маршал Блюхер.
Суд был недолгим, а приговор: расстрел, на котором присутствовал Паукер. Осужденных расстреляли в подвале военной коллегии, где выносили приговор. Наутро он был подавлен.
– Надо же! – вырвалось у него. – Перед казнью Тухачевский кричал: «Слава Красной Армии!», а Якир: «Да здравствует товарищ Сталин!»