История Сочинителя. Творческое начало - стр. 33
Усвоив гофмановскую неоформленную художественность (значит и не совсем Художественность), Гоголь дооформил её авторским «я». Так возникло особое гоголевское направление. Он обрёл «путь наития».
Его предшественникам этого не удалось. Не удалось и Лермонтову, ибо он ещё не вышел из границ жанроформирования, не успел.
Гоголь преодолел эти границы (к вопросу о мировой непризнанности Гоголя – подобного опыта творческого своеволия в других языках просто не существовало, незнание метода авторской жертвенности – отсюда – просто не с чем сравнить, ибо Гоголь – и есть сам Художественный Метод).
Поистине, Гоголь стал «демиургом», одним из творцов человеческих типов, основ их чувствований и устремлений. Такое случалось и в других языках, но обычно на уровне политическом и социальном – как создание схем и идей, и если даже каких-то типов людей, то не таких жизненных и не в таком объёме.
Гоголь как бы загипнотизировал, заговорил Россию на определённое психосоциальное состояние.
То, чем он занимался, используя поэтическую ритмику, кропотливо создавая и оживляя каждую черточку характеров героев, их поступки, их устремления, придумывая то, чего не было на самом деле – это и есть попытка слияния образа и идеи, художественного и системного творчества в единое, в некий творческий волевой метод. А использовав таким образом энергию Творческого Начала, он стал осознавать свой поверхностный бессознательный подход к творчеству, он почувствовал, что делает не то, идёт, хотя и по наитию, но не в ту сторону.
И отсюда – в нем возникали мучительные вопросы «как?», «куда?».
Нужно было остановиться, нужно было расстаться с «мальчишеством», нужно было увидеть иные черты будущего. Гоголь остановился и ужаснулся содеянным.
Он постиг, что была только шаловливая игра с творческой энергией Художественности, игра, не оплодотворённая смыслом и целью. Гоголь стал «взрослым». И, не открыв творческих смыслов и целей, пришёл к готовым ответам на вопрос «куда?» – к православию, к музейной религии.
Его литературные предшественники были далеки от православия. Они, конечно, ничего, кроме устремлённости к свободе, и не противопоставили религии. И если в Пушкинском творчестве смыслы иногда зарождались от природной прозорливости, то Гоголю ничего такого дадено не было – кроме периодического обладания наитием в виде вдохновения и ощущения «божественного» присутствия в моменты писания.
Гоголь породил многих российских «уродов», ибо так вдохновенно и художественно обращался с действительностью, что материя просто не могла не подчиниться его творческой воле. Россия вступила в Гоголевский период, на лица и поступки людей легла Гоголевская тень.
Но и сам Гоголь успел кое-что осознать. Он понял, что в основном выдёргивал из действительности только карикатурные и глупые явления и черты, а нечто сокрытое, что не сразу заметишь, упускал. Ведь встречал же он в жизни красивых людей, знал об их искренних благородных устремлениях…
Но вся проблема в том, что безобразия человечества отражать легче, чем выделить достойный образ – ибо за ним стоит смысл и совершенно иное мировидение.
И, возможно, Гоголь хоть как-то, пусть наивно, выполнил бы трудную и новую для себя задачу, если бы его религиозность не отдалась церковному невежеству. Оно и укатало бедного Николеньку. Ибо настоящий художник должен держаться от религий как можно дальше, быть отделён от церквей в своё творческое государство.