Исключительное право Адель Фабер - стр. 28
Кучер натянул поводья, останавливая лошадей у крыльца. Не дожидаясь моей просьбы, он спрыгнул с козел и принялся торопливо выгружать мои сундуки и покупки. Его движения были резкими, суетливыми, словно он спешил поскорее завершить неприятное поручение. Свертки и корзины громоздились на крыльце небрежной кучей.
— Вам помочь занести вещи в дом, мадам? — спросил он, удивив меня этим проявлением вежливости. Его голос звучал неуверенно, а взгляд избегал встречи с моим.
— Да, — кивнула я, наблюдая, как он сносит сундуки и свертки на крыльцо.
— Прощайте, госпожа, — сказал кучер, сразу, как закончил, и, сделав небольшую паузу, добавил: — Приказ герцога — немедленно возвращаться. Экипаж не останется с вами.
— Я знаю, — спокойно ответила я. — Передайте его светлости, что я вполне довольна своим новым домом.
Кучер посмотрел на меня с недоверием, будто сомневаясь в моем рассудке, потом коротко поклонился и забрался на козлы. Лошади, почуяв скорое возвращение в теплые конюшни, нетерпеливо переступали с ноги на ногу. Он дернул поводья, карета тронулась, колеса захрустели по гравию, и вскоре экипаж, поднимая клубы пыли, начал удаляться по аллее.
Я молча стояла у крыльца, взглядом провожая карету — последнюю нить, связывающую меня с прежней жизнью. Когда экипаж исчез за поворотом, меня окутала странная тишина, нарушаемая только вечерним концертом цикад и отдаленным карканьем ворон. Ни стука колес, ни фырканья лошадей, ни голосов слуг. Только пение птиц, шелест листвы и далекое журчание ручья где-то за садом.
Солнце почти скрылось за горизонтом, сад погружался в сумерки, и я вдруг осознала, что впервые за долгое время я была по-настоящему одна.
10. Глава 9
Но оставалась одна я недолго. Через минут двадцать появились Жак и Сэм с бочкой воды на тележке. Впрочем, тележкой этот скрипучий деревянный механизм на разномастных колесах можно было назвать лишь с большой натяжкой. Одно колесо было заметно меньше остальных, отчего бочка опасно накренилась, а вода плескалась через край, оставляя за собой влажную дорожку.
— Куда нести, мадам? — деловито спросил Сэм, вытирая пот со лба тыльной стороной ладони. Его загорелое лицо раскраснелось от усилий, а выгоревшие на солнце волосы прилипли ко лбу. В отличие от рыжего Жака, Сэм был коренастым и крепким, с серьезным взглядом карих глаз.
— На кухню, — я открыла дверь, придерживая ее, чтобы не хлопнула от внезапного сквозняка. — Только осторожно, пол вроде бы крепкий, но мало ли.
Мальчишки осторожно втащили бочку, и вода снова плеснула через край, образовав лужицу на пыльном каменном полу кухни.
— Ничего, — махнула я рукой, заметив испуганный взгляд Жака. — Пол каменный, не испортится.
Пока мальчишки таскали покупки, я быстро огляделась на кухне. Большая печь занимала почти всю стену, но дров нигде не было видно. Под толстым слоем пыли я заметила очертания старой кухонной утвари, развешанной на стенах — медные кастрюли, сковороды, половники... Когда-то эта кухня была сердцем дома, полным жизни, запахов готовящейся еды, звона посуды. Сейчас она напоминала склеп — холодный, безжизненный и заброшенный.
— Мадам, — робко позвал Жак, теребя в руках потрепанную шапку, которую снял при входе в дом. — У вас дров нет? А печь холодная...
Его веснушчатое лицо выражало искреннее беспокойство, и мне на мгновение показалось, что мальчик переживает не столько о заработке, сколько обо мне — странной городской даме, непонятно зачем приехавшей в заброшенный дом.