Исключительное право Адель Фабер - стр. 24

— Не попрощавшись?

— Я оставлю письма, — я кивнула на секретер, где лежали два запечатанных конверта — для Себастьяна и для Этьена. — Не вижу смысла в слезливых прощаниях.

Мадам Мелва подошла к окну, из которого я недавно наблюдала за отъездом внука.

— Знаешь, — произнесла она задумчиво, — я никогда не одобряла решение сына взять тебя в жены. Но с годами я увидела в тебе достоинства, которых не замечала поначалу. Жаль, что он их так и не разглядел.

Я промолчала, не зная, как реагировать на эту неожиданную откровенность.

— Что ты будешь делать в Ринкорде? — спросила она после паузы.

— Жить, — просто ответила я. — На свои средства, по своим правилам.

Она внимательно посмотрела на меня, и я ожидала услышать упрек или нравоучение. Но мадам Мелва лишь кивнула.

— Что ж, — наконец произнесла она. — Я не буду пытаться остановить тебя. Но прошу об одном — не забывай Этьена. Он привязан к тебе сильнее, чем к кому-либо из нас.

— Я буду писать ему, — пообещала я. — И видеться, когда будет возможность.

Мадам Мелва кивнула, словно это полностью удовлетворило её.

— Прощай, Адель, — сказала она, направляясь к двери. — Надеюсь, ты найдешь то, что ищешь.

Дверь за ней закрылась, и я осталась одна, чувствуя странное опустошение. Это был конец. Конец жизни Адель в этом доме, в этой семье. И начало чего-то нового — для меня, для неё, для всех нас.

Через час, не тратя время на ненужную церемонию прощания, я тихо спустилась по парадной лестнице. Дом еще спал, лишь несколько слуг бесшумно скользили по коридорам, начиная утренние хлопоты. Никто не остановил меня, не задал вопросов. Дворецкий молча открыл передо мной дверь, лакеи вынесли сундуки и погрузили их в ожидающую карету.

Я оглянулась на особняк в последний раз. За одним из окон мне почудилась фигура — Себастьян? Мадам Мелва? Но может быть, это был лишь отблеск света на стекле…

9. Глава 8

До Ринкорда было всего три дня пути, вроде бы немного, если ехать в комфортабельных условиях. Но в карете, подпрыгивая на каждой яме и кочке, изнывая от тряски и пыли, дорога казалась бесконечной. Каждый стук колеса о камень отдавался болью в висках, каждый крутой поворот вызывал новую волну тошноты. И к концу первого дня все тело ломило так, будто по мне проехалась та же карета.

Спать тоже пришлось в ней — два постоялых двора, которые встретились по пути, я отмела сразу. Достаточно было увидеть полный зал пьяных постояльцев, подозрительные взгляды, которыми меня встретили, грязь, что копилась с момента постройки здания, и тошнотворный запах — смесь дешевого вина, немытых тел и протухшей еды, — чтобы сделать вывод: спать здесь будет небезопасно. В одном из них хозяин, лысеющий толстяк с сальными подтеками на жилете, предложил мне «лучшую комнату» с таким видом, что по спине пробежал холодок. Третья таверна, увы, выглядела немногим лучше — у входа двое мужчин ругались так грязно, что я предпочла даже не выходить из кареты.

— Вы уверены, мадам? — с сомнением спросил возница, когда я приказала продолжать путь. — До следующего селения не меньше трех часов.

— Абсолютно, — отрезала я, плотнее закутываясь в дорожный плащ и проклиная себя за то, что не предусмотрела таких сложностей.

Ночь в карете оказалась настоящим испытанием. Скрючившись на жестком сиденье, ежась от ночного холода, я то проваливалась в тревожное забытье, то снова просыпалась от каждого шороха. Несколько раз карета останавливалась, но я не рисковала выходить, представляя, какое впечатление произведет одинокая женщина в дорогом платье на местных жителей.