Имматериализм. Объекты и социальная теория - стр. 4

Стратегии подрыва и надрыва редко встречаются по отдельности. Обычно они сочетаются, взаимно усиливая друг друга в двусторонней редукции, которую я называю двойным срывом (Harman 2013). Первый представитель двойного срыва на Западе – Парменид, постулировавший двойной космос: единое однородное бытие с одной стороны и ненадежная игра мнений и видимостей – с другой. Все оказывалось или чистой однородной глубиной, или чистой разнородной поверхностью без какого-либо промежуточного пространства для настоящих самостоятельных вещей. Другой пример можно найти в некоторых формах научного материализма, которые безжалостно подрывают вещи, трактуя элементарные частицы, поля, струны или неопределенную «материю» как предельный уровень космоса, а затем беспощадно надрывают вещи, заявляя, что первичные качества этого подлинного уровня исчерпываются математическими (Meillassoux 2008; Мейясу 2015).

Надрыв, подрыв и двойной срыв – три основные стратегии познания объектов, поэтому их невозможно обойти в той мере, в какой выживание человека зависит от такого познания. Однако некоторые дисциплины не являются формами знания, хотя и имеют большое когнитивное значение. Мы будем неверно понимать произведения искусства и архитектуры, если станем редуцировать их по нисходящей к их физическим компонентам или по восходящей к их социально-политическим эффектам (хотя такие попытки в этих дисциплинах случаются). Есть в этих произведениях что-то, что сопротивляется редукции в любом направлении, отталкивая буквальную парафразу, из которой всегда состоит знание (Harman 2012b). То же самое касается и философии, которая началась не с досократиков, а с неироничного утверждения Сократа, что он ничего не знает и никогда не был ничьим учителем, а также с его постоянного отказа принимать любое конкретное определение чего-либо. Поскольку каждая теория склонна к философской рефлексии над собственными условиями, в свой подход к вещам она должна встраивать предельную непознаваемость и автономность этих вещей. Другими словами, философские основания любой теории не могут быть формой знания, а должны быть более тонким, непрямым способом обращения к миру.

Интерес к объектам часто путают с интересом к «материализму» – одному из особенно излюбленных в нынешней интеллектуальной жизни словечек. Престиж этого термина во многом связан с его давней ассоциацией с Просвещением и левым политическим лагерем, и все же поразительно, насколько нынешний материализм отличается от старого материализма со спонтанно отклоняющимися в пустоте атомами. Это различие не всегда к лучшему. Как в отчаянии замечает Брайант,