Размер шрифта
-
+

Имматериализм. Объекты и социальная теория - стр. 3

), надрыву (overmining) или двойному срыву (duomining) (Harman 2013).

Объект подрывают, если объясняют его в терминах составляющих его частей – через нисходящую редукцию. Западная наука родилась благодаря подрыву, когда досократовские мыслители Древней Греции попытались найти первоначало, которое объяснило бы образование вещей. Состоят ли все существующие вещи из воды, воздуха, огня, атомов, числа, бесформенной массы или чего-то еще? Подрыв так и остался преобладающим методом в физике, но вовсе не в социальной теории, которая не работает в парадигме элементарных частиц. Неожиданный контрпример – Тард, основывающий свою социологию на мельчайших монадических субстанциях, которые формируют более крупные сущности, только группируясь под началом одной господствующей монады, а не соединяясь в более крупный составной объект per se (Harman 2012a). Кроме того, именно о подрыве идет речь, когда авторы подчеркивают зависимость людей от фоновых условий, как, например, в важной антологии нового материализма под редакцией Дианы Кул и Саманты Фрост:

Наш опыт от момента к моменту зависит от мириад микроорганизмов и разнообразных высших видов, от наших собственных смутно понимаемых телесных и клеточных реакций и от безжалостных космических событий, от материальных артефактов и всего природного, наполняющего нашу среду (Coole and Frost 2010, 1).

Проблема стратегии подрыва в том, что она не может объяснить относительную независимость объектов от составляющих их частей или историй, то есть объяснить явление, более известное как эмерджентность. Объект не эквивалентен точному положению своих атомов, поскольку в каких-то пределах эти атомы можно заменить, удалить или сместить, не изменяя объект как целое. Не идентичен объект и воздействиям, оказываемым на него средой, поскольку некоторые из них остаются безрезультатными, тогда как другие оказывают решающее влияние. Рим, Афины и Стамбул остаются теми же городами, какими были в древности, несмотря на полную смену населения и радикальное изменение культуры и инфраструктуры. Объект больше, чем его компоненты, и потому его нельзя успешно парафразировать, прибегнув к нисходящей редукции.

Но более опасна для гуманитарных и социальных наук противоположная стратегия, надрыв. В этой стратегии объект является уже не чем-то поверхностным по отношению к его элементарным, мельчайшим частям, а бесполезно глубокой или туманной гипотезой по сравнению с его доступными восприятию качествами или эффектами, воздействиями. В эмпиризме XVIII века утверждалось, что объект – это не более чем пучок качеств; современные мыслители, напротив, утверждают, что объект – это не более чем его отношения или регистрируемые действия. Самым впечатляющим мыслителем надрыва сейчас является, конечно, Латур. Он выдвигает смелый тезис о том, что «невозможно определить актора иначе, чем через его действия, и нет иного способа определить действие, кроме как спросить, каких других акторов оно изменило, трансформировало, потревожило или создало» (Latour 1999b, 122). Проблема надрыва в том, что он запрещает объектам иметь излишек реальности вдобавок к тому, что они что-то изменяют, трансформируют, тревожат или создают. В этом отношении АСТ невольно повторяет аргумент древних мегарцев о том, что можно быть строителем дома, только если строишь дом прямо сейчас, – аргумент, отвергнутый Аристотелем в «Метафизике» (Aristotle 1999, Book Theta, Chapter 6; Аристотель 1975, Книга 9, Глава 3). Дело в том, что если бы объекты были не более чем своим текущим проявлением в мире, то впоследствии они не смогли бы ничего делать иначе. Никакая «петля обратной связи» не сможет снять необходимость того, чтобы вещи превышали свои отношения, поскольку объект не может принять обратную связь или ответить на нее, если не обладает

Страница 3