Хороший, плохой, неуловимый - стр. 7
– Я знаю. Папка бы сказала мне.
– Почему?
– Ну, не знаю. – Она закатила глаза, а потом в упор посмотрела на него. – Может быть, потому, что мы дружили? Это тебе не приходит в голову?!
– Слушай, мы все в первую очередь полицейские, следователи. А потом уже, если повезет, друзья.
Ангелине вдруг стало обидно. Она, как в школе, почувствовала себя недостойной чьей‐то крутой компании, чьего‐то ценного доверия. Почему для всех, кроме мертвых, которые становятся красивыми благодаря ей, Ангелина оказывается лишней, нежеланной, чужой?! Нужно было сделать что‐то отчаянное, и она почти закричала Паше в лицо:
– Потому что я ей сказала!
– Что сказала?.. – Он осекся. – А-а‐а!.. О-о‐о!.. А?!
– Какая содержательная реакция! – Ангелина всхлипнула.
– Я просто без цветов.
– И без кольца?
Он опешил, и Ангелина протестующе замахала руками:
– Я не то имела в виду! Я не хочу замуж. То есть хочу. Но не таким способом.
Он схватил похоронный букет.
– Дорогая Ангелина!.. Так, подожди! Надо на коленях! – Он неловко бухнулся на пол, оказавшись посреди матерчатой полянки кладбищенских незабудок по пятьдесят рублей за букет.
– Час от часу не легче! – Ангелина смеялась, хотя в ее глазах еще были слезы.
– Ангелина Валерьевна Лапина! – выдохнул Банин. – Выходи за меня, пожалуйста!
– Ты не должен это делать только ради ребенка. – Она почувствовала прилив гордости. – Я востребованный специалист, и мы не умрем с голоду.
– Мои жена и неродившийся ребенок не будут гримировать трупы.
– Я всегда знала, что ты относишься к моей работе с пренебрежением.
– Это я к трупным ядам отношусь с опасением! А к тебе и всему, что ты делаешь, – с любовью и уважением.
Она отвернулась, вытирая слезы.
– Ангелин, слушай! Я хочу жениться на тебе. Ты меня поражаешь тем, что будто создана из противоречий, но чудесным образом совпадаешь со мной. И… И наш ребенок будет маленьким владыкой подземного царства. Но это все не важно! Я и Сатану от тебя выращу. Только плакать прекрати, пожалуйста! Мне и так страшно.
– Страшно? – Она удивленно повернулась к нему.
– Страшно. Потому что Глеб свою любимую вмиг потерял. Из‐за нашей дурацкой работы.
– Я, между прочим, тоже подругу потеряла. Так что лучше вернись к своей дурацкой работе. И принеси мне голову ее убийцы на блюде!
– Даже так?!
Она приложила его руку к животу и широко улыбнулась.
– Тогда мы с малышом будем в безопасности.
– Ради этого – все, что захочешь. Даже уши убийцы Кеннеди.
– А вот это… – она зажала рот и бросилась в туалет, – было лишнее.
– Ангели‐и-иш? – Он прислушался. – Милая!
Он помахал рукой и заметил, что по‐прежнему держит венок от агентства.
– Любимая? Я за нормальными цветами съезжу? А эти лилии как‐то…
В туалете грозно зашумела вода.
– Понял, понял!
Он еще раз прочитал записку и сделал ее фото для московских коллег. А вскоре получил знак с поднятым вверх большим пальцем от Гурова.
– Лев Иванович! Без вас никак! – Голос Верочки, секретарши Орлова, еще звучал в ушах Гурова, когда он входил в кабинет к начальнику. Тот устал безрезультатно распекать Крячко и жаждал новой жертвы, мысленно капитулируя перед начальством. Ведь убийство психолога Юлии Юнг так и не сдвинулось с мертвой – во всех отношениях – точки.
– Есть там хоть кто‐то, – Орлов поднял усталый взгляд на вошедшего Гурова, – на кого вы с Крячко реальную ставку делаете?