Графиня де Монферан - стр. 30
***
В будний день состоялось бракосочетание баронетты Николь Магдалены Альмиры де Божель и графа Клода Франциска Ноэля де Монферана, проходившее по доверенности.
В распахнутые двери церкви с любопытством заглядывали несколько местных мальчишек, ближе к выходу стояли гости: слуги замка Божель и помощник секретаря Андрэ. Местный священник – пожилой мужчина в заштопанной рясе, – ошарашенный свалившейся на него платой в пару золотых, дрожащим голосом проводил обряд.
Баронесса де Божель, крепко держа за руку младшую дочь, утирала слёзы умиления. Господин Гаспар Шерпиньер руками, облачёнными в новые замшевые перчатки, после сакраментальных слов святого отца надел большой перстень с роскошным синим сапфиром на тонкий пальчик невесты и с облегчением выдохнул: свадебный пир благоразумно решили не устраивать, сегодня он пришлёт телегу для вещей, и завтра можно будет отправляться из этого захолустья в столицу.
15. Глава 14.
Больше всего времени на прощание Николь потратила, разговаривая с Евой. Новая служанка, которая с утра подоила корову и собрала яйца, убежала чистить хлев. Абель разгружал доставленные из деревни телеги с дровами. А Ева и Николь сидели на кухне и обсуждали хозяйственные проблемы.
– Я бы курочек ещё штук пять докупила. Госпожа как почуяла, что дела получше стали, – так и требовать начала… Этому вашему, – Ева скорчила надменную гримасу, пытаясь изобразить выражение лица господина Шарпиньера, – цельну курицу потребовала зажарить. Дескать, негоже важных гостей без птицы на столе встречать. А я бы ни в жисть молодую сама рубать-то не стала! Стрескать-то оно что, стрескать-то курочку молодую кто угодно может! А она бы чуть подросла – сколько бы ещё яиц с неё было! – служанка огорчённо покачала головой. – Я ить, молодая госпожа, боюсь, что как съедете вы – так она в разорение все и пустит.
Николь слушала жалобы служанки, нахмурившись и внутренне настраиваясь на беседу с мачехой. Мягкий и слезливый характер баронессы де Божель оборачивался совершенно другой стороной: капризами, завышенными требованиями, полным ощущением, что весь мир ей что-то должен.
– Ева, ты кур купи, да и всё остальное, о чём говорили, тоже приобрети. А сейчас пойдём, я буду с госпожой Миленой разговаривать, а ты и Абель как свидетели постоите.
– Да какой из меня свидетель! – Ева с недоумением глянула на девушку. – Я бы уж лучше...
– Лучше такие свидетели, как вы, чем вообще никаких.
***
Госпожа баронесса сидела у окна в своей комнате, вышивая маленький шёлковый воротничок. При виде вошедших она удивлённо подняла брови и отложила пяльцы в сторону.
– Николь, что-то случилось?
– Кое-что, госпожа баронесса. Я хочу при свидетелях сообщить вам, что и куры, и обе коровы – вовсе не ваше имущество. Эта живность куплена мной для Евы. Сегодня к полудню за мной приедет господин де Шарпиньер, и я попрошу его стать свидетелем нашего разговора и написать расписку.
Баронесса вскочила, роняя на пол клубок голубых ниток, и, схватившись за грудь, со слезами на глазах уставилась на стоящую в дверях троицу:
– Николь! Как ты можешь!
– Легко, госпожа баронесса. Я повторяю ещё раз: это не ваша живность, всё это принадлежит Еве, и только она вправе распоряжаться.
Баронесса рыдала, причитала и даже пробовала топнуть ногой, но Николь была неумолима. Если сперва она ценила госпожу Милену за мягкий и незлобивый характер, то сейчас мачеха внушала ей только чувство недоумения и даже лёгкой брезгливости: «Как можно, имея маленькую дочь, быть такой безалаберной дурой?!».