Гойя, или Тяжкий путь познания - стр. 80

Он молчал.

– Меня воспитали как маху, – продолжала Альба, возвращаясь к прерванной теме. – Мой дед велел воспитывать меня по принципам Руссо. Вы знаете, кто такой Руссо, дон Франсиско?

Гойю этот вопрос скорее позабавил, чем обидел.

– Мои друзья любезно предоставляют мне иногда возможность заглянуть в «Энциклопедию»[46], – ответил он.

Альба коротко взглянула на него. «Энциклопедия» была особенно ненавистна инквизиции; иметь ее, пользоваться ею было опасно. Но она ничего не сказала на его слова и продолжала:

– Отец мой умер рано, и дед предоставил мне полную свободу. Кроме того, мне временами является покойная камеристка моей бабушки и говорит, что́ мне следует делать и чего делать нельзя. Нет, серьезно, дон Франсиско, вам лучше изобразить меня махой.

Гойя молча ворошил уголья в камине.

– Я не верю ни одному вашему слову, – ответил он наконец. – Вы вовсе не считаете себя махой и не ведете ночных бесед с покойной камеристкой. – Он обернулся и вызывающе посмотрел ей в лицо. – Я же говорю что думаю, когда мне этого хочется. Я – махо, хоть и читаю иногда «Энциклопедию».

– Это правда, что вы убили четырех или даже пять человек? В драке или из ревности?.. – спросила Альба приветливо-равнодушным тоном. – И вам пришлось бежать в Италию, потому что вас разыскивала полиция? Кстати, вы и в самом деле похитили монахиню в Риме и только благодаря нашему послу унесли оттуда ноги? Или это просто слухи, которые вы сами же и распространяете, чтобы привлечь к себе внимание и получить больше заказов?

Вряд ли эта женщина пришла сюда, в его мастерскую, ночью, только для того, чтобы оскорблять его, подумал Гойя. Она просто хочет его унизить, чтобы потом самой не чувствовать себя униженной. Он совладал с собой и ответил спокойным, дружелюбным и даже веселым тоном:

– Махо любит бахвалиться, говорить громкие слова. Вам ведь это должно быть известно, герцогиня.

– Если вы еще раз назовете меня герцогиней, я уйду! – заявила Альба.

– Не думаю, что вы уйдете, герцогиня. Мне кажется, вам очень хочется… – Он сделал паузу, подыскивая слово. – Сломать меня.

– Зачем мне ломать тебя, Франчо? – почти ласково произнесла Альба.

– Не знаю, – признался Гойя. – Откуда же мне знать, что рождает ваши желания?

– Это уже философия. Или ересь. Боюсь, что ты у нас еретик, Франчо. Боюсь, что ты больше веришь в дьявола, чем в Бога.

– Если инквизиция и займется кем-то из нас двоих, то скорее вами, – заметил Гойя.

– Инквизиция не станет заниматься герцогиней Альбой, – ответила она с такой искренней уверенностью, что это даже отдаленно не напоминало высокомерие. – Кстати, не обижайся на меня, когда я говорю тебе гадости, и не принимай это всерьез. Я не раз молилась Пречистой Деве Марии дель Пилар, чтобы Она не оставила тебя своими милостями и щедротами – уж очень мучает тебя дьявол. Но… – Она посмотрела на деревянную статую Богоматери Аточской. – Ты уже не полагаешься на помощь Пречистой Девы Марии дель Пилар. А ведь прежде ты верил Ей больше, чем другим, ведь ты из Сарагосы. Стало быть, ты к тому же еще и далеко не образец верности.

Альба встала и подошла к древней, почерневшей от времени деревянной статуе.