Государственный Алхимик - стр. 7
Папочка решил спровадить меня не просто подальше от княжеского дома перед важной свадьбой.
Нет, он решил меня убить. Официально сослать туда, где не выживают такие, как я. Недели через две-три ртутный алхимик встретит там лишь счастливую и прекрасную смерть.
Гнилой Рубеж.
Ещё бы.
Эти проклятые земли считались территориями со своими особыми законами, больше похожими на беззаконие. Гнилой Рубеж находился на юго-восточных границах, рядом с одной из Зон Морока с колдунами и землями магического народа Шаньлин. Там же стояли Хинские Рудники – заброшенные шахты, зараженные ядом.
Плюсом ещё и Хребет Шэн, где скрываются летающие кочевники.
Так что у меня, как у ртутного алхимика с первым рангом Пробуждённого Неофита, не было ни единого шанса создать даже годный магический щит, чтобы укрыться от ядовитых паров или атак таких сильных магов-разбойников, как летающие кочевники.
Это был приговор.
Но никто, конечно, не стал перечить главе Дома.
Лишь две моих двоюродных сестры-близняшки – Дарья и Нонна – покачали головами с пышными гривами рыжих кудрей и так печально на меня посмотрели, будто попрощались со мной у гроба.
Ну а потом голос подал дядька Евграф, отцовский младший брат:
– Ты отправляешь мальчика в Дальний Дом, Борис? Но туда уже сто сорок лет никого не отправляли. Как умер великий Михаил Васильевич, так и стоит усадьба. Староста только присматривает. Давно продали бы, да не можем. Мальчик там не выживет. Особенно с пятой кастой алхимика.
Он бросил на меня странный взгляд. Без симпатии, но и без ненависти.
Хотя за всё время знакомства с ним я не припомню, чтобы дядька Евграф хоть немного проявлял обо мне заботу.
Значит, тут было что-то другое.
«Дальний Дом» – так называлась одна из десяти усадеб Великого Михаила, легендарного предка, который и возвеличил род золотых алхимиков северо-западных земель – семьи Ломоносовых.
Он стал первым и пока единственным в истории страны Государственным Алхимиком. Никто больше не удостаивался этого статуса.
Ещё в прошлом веке, перед самой смертью, Михаил вдруг принялся скупать земли, чаще всего заброшенные, негодные для посевов, опасные, ядовитые или мёртвые, и ставил там усадьбы, привозил помощников и слуг, создавал небольшие поселения, мелкие фабрики и даже школы.
Сам он там бывал редко, в некоторых местах только по одному разу, но завещал ни в коем случае ничего не продавать.
Ни пяди земли.
Зачем ему всё это было нужно – никто из семьи не знал.
Так и умер Михаил, в почтенном возрасте, никому не рассказав своего секрета. Многие считали, что это была просто блажь старого алхимика, познавшего Просветление и выжившего из ума.
Эти земли так и прозвали в народе – Ломоносовские Пустыри. Фабрики и школы давно закрылись, только старые усадьбы остались стоять, заколоченные и заброшенные, а рядом с ними – захудалые деревни.
И вот через сто сорок лет после смерти Великого Михаила глава семьи вдруг решил сослать меня именно в такой Пустырь, да еще и в самый опасный, самый дальний, за тысячи километров от Архангельска.
Отец сурово глянул на Евграфа.
– Если мальчик не выживет, то такова воля Башни Мер и Весов.
Больше он ничего не стал пояснять. Затем перевёл взгляд на меня и добавил:
– Ссылка продлится год. Пока что.
Он вдруг мне улыбнулся. Не так тепло, как Оскару, но тоже многообещающе. А потом добавил: